Он бежал по проходным дворам, и то слева, то справа в переходах между ними мелькал силуэт преследуемого. Он уже запутался в сложном лабиринте и уже стал подумывать о том, что может пора развернуться и начать искать выход к проспекту. Однако, вбежав в очередной двор Семён вдруг остановился как вкопанный. Это был двор-колодец, из которого не вела ни одна арка или вход, кроме того через который он вбежал.

Посреди двора стояло странное сооружение, как определил Семён похоже на вход в бомбоубежище. Подойдя поближе, Семён прочитал остатки надписи на железной табличке, криво прикрепленной к зарешеченной будке: « Вентиляционная камера метрополитена. Вход воспрещён». Ниже таблички был еще нарисован похожий на пиратский знак черепа с костями, подтверждающий, что вход действительно воспрещён, и выведенное неизвестно кем безадресное неприличное слово, как символ обитаемости двора. Навряд ли это самое слово служило символом конца и неудачи погони лейтенанта, но верно было и то, что преследуемый исчез. Из недр вентиляционной камеры пахло неприятно, время от времени оттуда слышалось гудение, похожее на гудение проезжающего электропоезда. Кто, как, и главное, зачем была установлена вентиляционная камера в глухом дворе было не ясно, однако лейтенанта не сильно это и заботило. Решётка камеры была приоткрыта и пошатывалась, всем своим видом давала понять, что алкоголик укрылся именно там.

Лейтенант нерешительно тронул решётку, спускаться в темноту не хотелось, и он решил что жертве деваться и так некуда.

– Эй! – позвал он в темноту – Выходи, придурок!

Для пущей убедительности лейтенант присовокупил написанное на будке слово. В ответ – тишина. Темнота не отозвалась, и Семён решил покараулить снаружи. Ждать оказалось не долго, через несколько минут решетка осторожно приоткрылась и из темноты проёма высунулась голова алкоголика. Голова покрутилась, обозревая двор и увидев сторожащего лейтенанта, тут же нырнула обратно. Лейтенант рванулся вдогонку.

Семён, рванувшись за своим обидчиком, чуть не улетел в развернувшуюся перед ним темноту, однако успел зацепиться за железную приставную лестницу, стоявшую прямо за зарешеченным входом в вентиляционную камеру. Лестница спасла его от падения, однако не рассчитанная на такие кульбиты разлетелась ржавыми осколками, оставив в руках лейтенанта лишь кусок ступеньки. Семён, отряхиваясь и отбрасывая от себя ступеньку, поднял голову кверху. Метрах в трех над ним тускло светилась решетка входа. Семён тихо выругался и, прислушавшись к темноте, уже медленно пошел на звук сопения и шлепающих по грязи подземелья шагов.

По мере того как он продвигался по тоннелю его ненависть к алкоголику шла на спад.

– Эй! Дефективный! Подожди, не убегай. Ничего тебе не сделаю. – выкрикивал он в темноту.

В ответ на призывы впереди слышалось лишь шуршание и какие-то междометия, выражавшие явное недоверие к обещаниям. Глаза Семена уже привыкли темноте, и он прибавил ходу. Наконец он увидел впереди себя знакомый силуэт и даже обрадовавшись ему, догнав, схватил за рукав. Алкоголик не отдернул руку, а лишь подвернув плечом, указал ею на пролом в стене.

– Туда. – произнес алкоголик.

– Зачем туда? – заглядывая в глубину проема, недоуменно спросил лейтенант.

– Ну, лестницу ты же обвалил.

– Резонно.

– Выбираться надо, а то крысы сожрут.

И только сейчас Семён обратил внимание на копошащихся кругом крупных серых, глядящих на него маленькими злобными глазками грызунов.

– Звать-то тебя как, лишенец? – произнес он уже достаточно миролюбиво.

– Стёпа.

– Ну, вот что Стёпа мы с тобой сейчас сделаем – сказал Семён и, доставая свой мобильный телефон, стал подсвечивать им в разлом.