– Пап, вы его знаете? – спросила я.

И, прежде чем они разглядели человека, неподвижно спавшего у стены, сунула им под нос «афганскую» фотографию.

Папа присвистнул тихонько, а Алёша Литошин поправил очки, присел на край постели, и положил руку спящему на плечо, встряхнул его осторожно.

– Ну, здравствуй, товарищ Кравченко…

Теперь можно не волноваться. Алёша умеет всё. Соседи по подъезду зовут его делать уколы, навыки санинструктора не забылись. А уж папа…

Дядь Мишу будто толкнуло что-то. Он резко сел, и смотрел на неожиданных гостей.

– Лёха… – он потряс ладонью перед лицом, точно прогоняя видение, – Лёх, ну не может этого быть…

– Может, – подчёркнуто спокойным голосом сказал Алёша. Так он разговаривал с учеником, неизбежно тянущим на двойку. Но я чувствовала – ещё несколько мгновений и всё изменится.

– Лёха, откуда ты здесь взялся?!

И когда они стиснули друг друга так, что захрустели косточки, я тихонько поманила за собой Анну. Больше нам здесь нечего было делать.

Мы вышли на улицу, и побрели, проваливаясь в снежную кашу. Погода стала еще более отвратной. Не очень холодно, но ветер сечёт лицо, и просто не чаешь дождаться минуты, когда, наконец, закроешь за собой дверь.

Анне приходилось ещё хуже, чем мне, потому что я нашим бездорожьем была приучена, и без высоких сапог из дома не выходила. И шапка на мне была, а у Анны волосы трепал ветер, наметал в них не знай, чего – то ли снег, то ли капельки дождя. И Анна меня, наверное, по себе меня пожалела.

– Бедное ты дите…, – сказала она, искоса взглянув на меня. А я тоже прятала подбородок в воротник пальто, – Куда-то тебе еще брести…

Анна расспрашивала меня, в какой школе я учусь, в каком классе, что из предметов нравится, чем я ещё люблю заниматься. … Это были обычные вопросы взрослых, но с её стороны я чувствовала подлинный интерес. И, как потом убедилась, она не забывала ничего из того, что ей рассказывали.

– А вы где работаете?

– Я… в газете работаю, – рассеянно сказала она, – «Свободный город». Редакция на площади Свободы, возле Вечного огня. Заходи в гости. Анна Баратынская. Впрочем, пойдём ко мне прямо сейчас. Погода мерзейшая, у меня есть пельмени, хоть горячего похлебаем

В самой этой формулировке было что-то родное. Так папа говорил. Так говорил Саша. Господи, когда же я, наконец, доберусь рассказать о Саше?

Без выпендрёжа, без красивых салфеточек. У нас есть такая девочка в классе, Ангелинка. Высокая, крупные черты лица. Идёт всегда по коридору как королева. И она очень гостеприимна. Если какие-то классные праздники – то у неё собираемся. Огромный дом и огромный сад по-над Волгой. Барбекю и мохито. Элита.

А тут – пойдём, похлебаем горячего, чтобы не заболеть.

Анна отперла дверь. Навстречу нам по коридору шёл кот. Обычный серый кот. Но у всех котов такой вид, будто им все вокруг должны по жизни. А какие заслуги-то у них? Только что мурлыкают, чистые и не пахнут. Мышей в нынешних квартирах нет… Кот сощурил глаза. Ему даже лень было отчитывать Анну за опоздание. Сама должна знать. Он повернулся и пошёл по коридору, высоко неся хвост.

Она уловила это с полуслова.

– Ишь, старик Каренин. Не комильфо я себя веду. А сам дела свои справляет на телевизор, на программу.

– А там всегда лежит программа? А если ее убрать? – заинтересовалась я.

Анне такая мысль, по-видимому, не приходила в голову.

– Всё равно, наверное, будет… Запах же до конца не истребить, – задумчиво сказала она, – Я же не могу залить телевизор хлоркой.

– Вообще-то у кота здравое отношение к нашему телевидению. А уберите всё-таки программку-то…

– Не факт, что я её потом найду. В этом доме всё куда-то девается.