– Как его зовут? – спросила женщина, понизив голос.

– Дядь Миша…

– Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня… Да это не Мишка, это целый медведь. И давно он так?

– Два дня уже…

Поняв, что дядь Миша пребывает в состоянии анабиоза, и не может заметить нашего присутствия здесь, я оглянулась. Когда-то было в этой комнате подобие уюта. Вон и сервант, старенький правда, но ещё аккуратно расставлена в нём хрустальная посуда. И фотографии.

– Меня зовут Анна, – женщина тоже подошла посмотреть снимки.

– Да это же наша школа, – вдруг сказала она, – Конечно, она… Интересно, какой год? Видишь, вот класс, а в центре учитель наш, Святослав Фёдорович, физик. Его потом убили. Он подвозил кого-то на машине поздно вечером. Набросили шарф на шею. Задушили. Уродов тех так и не нашли… Я тогда уже закончила школу, но ходила на похороны. Как девчонки плакали!

Я же приклеилась взглядом к другой фотографии. У папы тоже такие есть. Форма никаких сомнений не оставляла…

– Он часто пьёт? – спросила Анна мальчишку, и какая-то особенная, тихая печаль была в её голосе.

– Нет… Он часовщиком работает. Дядь Миша очень хорошо часы чинит. Любые. Хоть с маятником, хоть которые на руке. Знаете, будочку напротив ресторана? Просто у дядь Миши нога покалеченная. Он говорит – когда совсем больно, тогда и пьёт. А я думаю, что не так больно ему, как тошно, – заторопился мальчишка, – Заработаешь-то сейчас мало. Люди часы носить перестали, на телефонах время смотрят. А кто носит копеешные, так если они сломаются – выкинут и новые купят. А у дядь Миши, только что… работа… и с палочкой до дома доходит… Нет у него никого. Я только прихожу, Борька приходит…

– Позвоню-ка я сейчас в больницу знакомому врачу, – сказала Анна, – И попрошу прокапать такого хорошего человечка.

– Не надо, – сказала я.

Достала телефон и набрала папин номер. Но мне не повезло. Папа был на совещании. Подумала минутку, и набрала другой. Дядя Алёша ответит, даже если он на уроке. И я слышу его голос:

– Здравствуй, Инга.

Он всегда и ко мне, и к своим ученикам относится с таким уважением, будто мы взрослые. И такое отношение надо оправдывать.

Когда он пришёл в школу на место тётки, которая прежде преподавала физкультуру…. И которую никто не то что не любил, но даже не уважал… Он вспоминал потом как расхлябанно стояли ребята на линейке. Мол, ну чё, ещё одно недоразумение притопало… Плевать нам на все его уроки. Командир нашёлся!

Дядя Алёша скомандовал:

– Налево… бегом марш!

И сел заполнять журнал.

Когда он через пять минут поднял голову – не бегал никто. Одни мальчишки валялись на травке школьного двора. Другие держались за бока – мол, прихватило – и рады бы побегать, да никак. И что ты, командир, с нами станешь делать?

Дядя Алёша ничего не сказал. Снял очки. Аккуратно положил на открытые страницы журнала. Подошёл к турнику и начал подтягиваться. Пять раз… мальчишки стали подниматься, подошли заинтересованно, считали вслух. Десять… Двадцать пять… Спрыгнул.

Подхватил чей-то, даже на вид тяжелый рюкзак, надел на плечи. И побежал. Размеренно. Спокойно. Никому, ничего не доказывая… Мужик. Через некоторое время ребята стали пристраиваться в цепочку за ним.

– Алексей Иванович, вы заняты?

– Нет, у меня два окна сейчас. Я тебе нужен?

– Алексей Иванович, вы не можете подойти… – я продиктовала адрес, – Хорошо бы и папу прихватить, если он освободится.

– С тобой ничего не случилось? – каждый из них всегда опекал детей друга, если того не было рядом.

– Ничего. Но я вас очень жду.

Они пришли через четверть часа, оба. Не стали звонить, неслышно вошли в квартиру, два немолодых уже мужика. Но в их присутствии мне всегда становилось спокойно.