Примером успешно реализованной фиксации идеологического клише во фразеологической единице может служить выражение лес рубят – щепки летят, при помощи которого во времена Сталина в сознание языкового коллектива внушалась мысль о неизбежности потерь (жертв) при строительстве нового общества, то есть оправдывалась ставшая государственной политикой жестокость по отношению к народу, для которого (парадокс) это общество строилось.

Корпус фактов подмены семантики частично пересекается с проявлениями эвфемизации. Общей сферой для этих двух областей, включающих различные способы фиксации намеренно трансформированного представления о реальности, являются случаи, когда эвфемизмы в социально-политическом контексте служат цели вуалирования, камуфляжа существа дела. При эвфемизации носитель языка, как правило, четко и адекватно воспринимает объект номинации, а в случае с подменой семантики этого может не происходить: на восприятие влияет характер номинации. То есть эвфемизм не трансформирует в сознании носителя языка представление об объекте номинации, а подмена семантики может трансформировать. Иными словами, эвфемизм это достаточно прозрачная ширма, помещенная между носителем языка и объектом номинации, условность которой для компетентного носителя языка очевидна, а вот в случае с подменой семантики эта условность может не осознаваться.

Подмена семантики дезориентирует приёмникa и создает у него ложные стереотипы. Причиной дезориентации становится неспособность приёмника верно и мобильно соотнести внешнюю форму и семантику языкового знака.

Если слова с деформированной посредством дезинформации семантикой вошли в языковое сознание индивидуума, стали призмой, через которую он воспринимает действительность, идеологическим трафаретом, который он невольно накладывает на реальность, отражая её, таким образом, в существенно трансформированном виде, то, для того чтобы избавиться от ложных, навязанных пропагандой значений, требуется серьезная аналитическая работа.

Одним из способов подмены семантики можно считать охорашивание. В этих случаях высказывание, содержащее информацию об объекте, выражает заведомо преувеличенную положительную оценку этого объекта и, в силу того, что знакомство с этим высказыванием предшествует непосредственному знакомству с объектом, настраивает приёмника на соответствующий характер восприятия.

В повседневной коммуникации подмена семантики представлена достаточно широко. К числу типичных случаев можно отнести многочисленные замены прямых обозначений негативных, скрываемых или табуированных действий на номинации безобидных объектов или процессов. Муж возвращается домой пьяный и на вопрос жены: «Где был?», – отвечает: «С друзьями встречался», «Машину ремонтировал». Здесь слова «встречался», «ремонтировал» обозначают “пил” и используются вместо названия настоящего действия. Аналогично именование любовника «другом семьи», а также многочисленные замены прямых номинаций сексуальных действий посредством обозначения безобидных бытовых дел, производимые по принципу «это теперь так называется»: телевизор смотрели, к урокам готовились, над отчётом работали, смету составляли.

Примечательно, что подобные подмены в разговорной речи являются, как правило, прозрачными и легко читаемыми. И в то же время носители языка продолжают к ним обращаться, повсеместно используют их. Вероятно, в этом проявляется действие коммуникативных стереотипов. В частности, представление о том, что неназванное является несуществующим. В итоге участники коммуникации сопровождают подобные подмены устойчивыми ироническими оценками. Но наличие иронии не снимает факта подмены и оставляет вероятность того, что, если подмена не прошла в одном случае, то в другом обязательно пройдёт.