Титан еще рассказывал, что от гуманоидов козлы не рождаются. А вот от козлов может появиться на свет кто угодно, но так козлом и останется, потому что его папа – козел. Прометей еще что-то там говорил про козлов, но крайне вычурно и непонятно, потому Аэк в свое время просто выбросил из головы его речь. Но запомнил утверждение, что ни один козел не сможет стать гуманоидом, а если ты гуманоид, то это еще не значит, что ты не козел…

Он тихо отпустил ветви, которые сразу же сомкнулись перед его лицом, и начал пятиться назад, но чья-то нетвердая рука вдруг легла ему на плечо. Аэк замер.

Слева завоняло сивухой, и пьяный голос произнес:

– Вот ты мне и попался, орелик сизокрылый.

Аэк повернул голову на запах и увидел перед собой волосатую морду сатира. В отблесках костра было заметно, что на голове у козлоногого создания торчит всего один рог. Аэк догадался, что перед ним стоит, покачиваясь, тот самый сатир, которому он в свое время засветил камнем куда попало. Надо было что-то делать, но Аэк не знал, что именно. Поэтому он просто спросил:

– Ты как, зуб-то себе вставил?

Сатир надавил на плечо человека, развернул его и, глядя в глаза, заявил:

– Сейчас ты пойдефь со мной на поляну, и там мы спляфем как следует. Обещаю, что скуфно тебе не будет. Вот увидифь…

Он засмеялся, и из уголков его губ потекли слюни.

Аэк крепче сжал нож и решил вогнать его в живот сатиру. Это был единственный выход. В шуме, долетавшем с поляны, можно было скрыть любые посторонние звуки. Но неожиданно что-то мелькнуло в воздухе над головой козлоногого создания, раздался звон, и сатир рухнул человеку под ноги. Аэк поднял глаза и увидел перед собой Ию. В руках у нее был мешок.

Аэк вспомнил, что в мешке кроме куска вяленого мяса находился лемех для плуга. Ему тут же стало понятно, почему упал сатир. Ия судорожно начала говорить:

– Ты ушел… ты бросил меня… я думала, что осталась одна в этом страшном ночном лесу… я проснулась… я взяла мешок и пошла на свет костра… и тут я увидела тебя… и этого страшного… он схватил тебя, и я…

Она разрыдалась.

Аэк переступил через лежавшего сатира и, обняв Ию, зашептал ей в ухо:

– Ну-ну, успокойся. Я никогда тебя не брошу. Запомни это. А теперь уходим. Быстро. Время терять нельзя.

Ия тут же успокоилась. Аэк взвалил мешок за спину и пошел искать тропинку. Ия, следуя за ним, спрашивала:

– А шкуру забирать не будем?

– Некогда, – отвечал он, пытаясь что-либо разглядеть под ногами.

– Зря. Хорошая шкура, теплая, – не унималась Ия.

– Ничего в ней хорошего нет, – говорил Аэк, осторожно пробираясь между кустами. – Дырки одни.

– Зато свое. Где еще такую достанешь?

– Я принесу тебе десяток подобных шкур. – Аэк наконец нашел тропинку.

– Вы, мужчины, всегда говорите неправду, – утвердительно сказала Ия. – Давай вернемся и заберем шкуру. Зачем добром разбрасываться?

– А если сатир уже очнулся?

– Вряд ли. Мешок был тяжелым. Я его еле подняла.

– А если все-таки он уже на ногах?

– Ну, дадим ему по башке тем же мешком еще раз.

– Какая ты смелая.

– Ну, я же теперь жена охотника. А охотники – самые смелые люди на свете.

Аэк резко остановился и обернулся. Шагавшая за ним следом Ия воткнулась своим круглым животом в него. Он взял ее за плечи и попытался заглянуть в глаза, но у него ничего не получилось, потому что блеклый свет луны не проникал через сомкнутые ветви деревьев. Тогда он просто нашел ее губы своими, поцеловал и тихо сказал:

– Нам больше не нужна эта шкура. Поверь, у тебя будет все, что я смогу тебе дать. А дать я смогу многое.

Текст 1

После восхитительного опыта с носорогом я решил подняться выше. По пути мне опять встретился гриф, и я тут же в него вселился. Он, естественно, не обрадовался, но мне было как-то все равно, что он думает по этому поводу и способен ли он думать вообще. Я насладился полетом и покинул его несуразную тушу.