В почетном окружении толпы идем в офис. Собственно говоря, офис представляет собой сарай, обшитый жестью, но с крышей – что уже хорошо; и с квадратными проемами в стенах – с окнами то есть. Ну, кто бывал в теплых странах – поймут, потому как это нормально: главное, чтобы сверху не жарило и не лило, а через окна сквозило. Там и в школах тоже так; да и везде практически.

Офис всех желающих, разумеется, не вместил. Потому остальные – снаружи. Располагаемся. Диспозиция такая: по одну сторону депутат, с ним помощник – тип мрачной наружности; видимо – правая рука и, похоже, недавно откинулся (что потом подтвердилось – сидел за убийство пятнадцать лет). Мы напротив. Толпа – кто внутри, кто в окнах – снаружи. Офицер полиции – молодой парень лет двадцати – и двое полицейских уселись посередине: для контроля переговорного процесса и вообще, на всякий случай. Переговоры-то международные: русско-индийские.

Юльич – депутату:

– Ду ю спик инглиш?

А в ответ – тишина.

– Не дую, понятно, – вздыхает Юльич. – Звоним Шудипто.

И полез за телефоном.

Понимая, что время есть, и даже очень, – решаю, что не стоит терять время и нужно заняться, собственно, тем, что я и должен делать. Потому, пока суть да дело, – решаю заполнить технологические журналы. Оглянувшись назад, вижу за спиной человека с фотоаппаратом.

– Фоторепортер? – прикалываюсь с серьезным лицом.

Тот с важным видом кивает. И только сейчас замечаю на его груди бейджик представителя прессы.

«Однако тут все и в самом деле по-взрослому», – промелькнуло в голове.

А Юльич тем временем дозвонился до Шудипто.

– Шудипто, привет. Занят? Неважно. Бросай все – слушай сюда. Короче, у нас тут ситуация: приехали на «Блок-2». А тут какой-то страйк устроили – забастовку, говорю; человек сто и депутат, которого выбрали. Короче, даю ему телефон – пусть скажет, что хочет. Объясни, что через тебя будем говорить.

С этими словами передает телефон депутату.

Тот берет, говорит на хинди, возвращает телефон назад – Юльичу.

– Да, слушаю. А мы здесь при чем? Скажи – что его неправильно информировали.

Передает депутату телефон. Опять хинди. Телефон – назад.

– Да что он говорит? Что он теперь главный? Над кем? Над всеми?! Почему? Потому что политик? Рады за него. Спроси его – а мы-то при чем?

Телефон назад. Говорят. Возвращает.

– Ну что? Говорит – деньги теперь должны? С какого перепугу? Не понял? Забей… Почему должны? Потому что политик? Скажи, мы и раньше не платили. Давай.

Телефон. Хинди. Возврат.

– Ну? Он говорит: платили? Кому? Ему так говорили? Объясни: мы не платим и на работу не берем, завод нанимает подрядчика и переводит ему деньги – за выполненную работу. У нас нет денег. У нас только контроль и консультации. Объясни.

Связь алаверды: от нашего стола – вашему. Говорят – хинди. Назад.

– Да, я. Говорит, раньше были деньги? У кого? У нас? Еще раз объясни: завод переводит подрядчику, мы деньгами не занимаемся. Давай.

Телефон – хинди – назад.

– Слушаю. Говорит, чтобы с ним договор заключали? Какой договор? Что он теперь подрядчик? Как это? Новый написать? И все? Нет, так не делается – объясни, что не мы заключаем. У нас прав на это нет – не наши полномочия. Скажи ему.

Телефон – хинди – назад – снова.

– Это я, говори. Кто заключает? Директор генеральный! Шудипто! Не о том говорим! Не будет никто ничего с ним заключать! Это не два пальца обас… фальт! Так не делается! Как делается? В тендере надо участвовать, а не с бухты-барахты! Поздно схватился. Объясни ему!

Церемониал с телефоном по регламенту.

– Да, я. Что говорит? Работу остановит? Забастовку сделает? Скажи – нам все равно. Это не наше дело. Мы – технический контроль. Объясняй.