, в рамках данного подхода довольно формально учитываются индивидуальные особенности личности потерпевшего. Например, предлагается при наличии у потерпевшего индивидуальной особенности сумму компенсации увеличивать вдвое[25]. Но почему именно вдвое? Понятно, что различные индивидуальные особенности по-своему влияют на силу испытываемых переживаний. Поэтому было бы несправедливо пользоваться единой меркой во всех случаях.

Далее нужно отметить, что, вводя правило презюмирования морального вреда с целью избавления потерпевших от дополнительных страданий, вовсе не обязательно оставлять попытку раскрытия содержания нравственных и физических страданий в рамках научного исследования, чтобы обеспечить суду возможность осознанно делать выводы о силе, характере, длительности и т. п. переживаний потерпевшего. Современное состояние психологической науки позволяет это сделать довольно корректно[26]. В противном случае возможна ситуация произвольного судейского усмотрения, когда оно, по словам лорда Кэмдена, превращается в право тирана: «Оно всегда в неизвестности, оно различно у разных людей, оно случайно и зависит от конституции и страсти. В лучшем случае оно временами своенравно; в худшем – оно любой порок, глупость, безрассудство, к которым склонна человеческая натура»[27].

В практике Европейского Суда по правам человека сложился определенный подход к оценке презумпций, лежащих в основе судебных решений, который может быть использован и в российской судебной практике. Суд считает, что презумпции должны относиться к классу неопровержимых, а также быть достаточно серьезными и точными[28].

Теоретическая и практическая апробация норм действующего Гражданского кодекса о компенсации морального вреда выявила еще ряд проблем, которые возникли именно из-за данного современным законодательством определения морального вреда как физических или нравственных страданий. Формулировка бесчестья, имевшаяся в Законах гражданских в XIX в., таких трудностей не порождала.

Основная из них – это то, что без защиты в рамках рассматриваемого института осталось несколько групп граждан. В первую очередь, как указывают отдельные авторы[29], на компенсацию морального вреда не могут рассчитывать лица с умственной отсталостью, не способные понимать характер позорящей их информации или действий, так как они не испытывают при этом физических или нравственных страданий. Далее, к этой же группе лиц можно отнести и несовершеннолетних, которые в силу возрастных особенностей также могут не понимать содержания оскорблений, направленных на унижение их достоинства, или осознавать ущемление своих иных личных неимущественных прав, например права на развитие[30]. В дореволюционной России интересы ребенка, потерпевшего бесчестье, защищал, как правило, его отец, поскольку по действующему в то время законодательству для получения суммы компенсации за бесчестье требовалось доказать только факт нанесения личной обиды. Такое же представительство, по-видимому, возможно было и в случае бесчестья умственно отсталых лиц, а также психически больных. К сожалению, трудно найти судебные документы, подтверждающие наличие соответствующей судебной практики. Однако формально логическое толкование ст. 667 Законов гражданских, а также действовавшего в то время закона о сумасшедших[31], позволяет сделать вывод о возможности защиты личных прав этой категории граждан.

Кроме указанных выше лиц, на компенсацию морального вреда не могут претендовать такие потерпевшие, которые в результате нанесенного им причинителем вреда психотравмирующего воздействия потеряли память или даже рассудок и в силу этого обстоятельства не могут вспомнить саму психотравмирующую ситуацию и, соответственно, не испытывают ни физических, ни нравственных страданий по поводу произошедшего.