Услышав его историю, обе семьи повернули обратно в деревни индейцев пима, чтобы ждать подкрепления от других обозов, идущих в том же направлении. Двое мужчин отправились на место убийства и забросали останки жертв камнями, чтобы защитить их от волков. Через две недели прибыли шесть белых американцев, направлявшихся в лагерь Юма, и вместе с ними в путь отправились две семьи. За Лоренцо, который уже немного оправился от своих страданий, в Юме ухаживал доктор Хьюитт, который провел хирургическую операцию и оставался с раненым до тех пор, пока его здоровье более-менее не восстановилось.

Пока Лоренцо брел и полз по направлению к Юме, его сестер Оливию и Мэри индейцы гнали через пустыню к северу от реки Хила. Индейцы отняли у девочек шляпы и обувь, идти босыми по острым камням было невыносимо. Через несколько часов Мэри легла на землю и отказалась идти дальше. Удары и угрозы на нее не действовали. Наконец один из индейцев перекинул ее через плечо, и путь продолжился. Через пару часов страдания девочек облегчили, обмотав их ноги кусками кожи.

Как выяснилось позже, похитителями были индейцы народа тонто – дикари на крайне низком уровне развития. Название «тонто» было дано этому народу мексиканцами, что означало «глупый» или «безумный». Белые девочки стали в этом племени рабынями, истязаемыми всеми подряд, без исключения. Это, а также постоянный тяжелый труд, приходилось переносить при самом скудном питании.

Поздней осенью 1851 года (через полгода после пленения) группа индейцев-мохаве во главе с вождем посетила деревню с торговыми целями, и зашел разговор о покупке пленников. Вопрос о продаже обсуждался в течение нескольких часов, но на следующее утро после прибытия мохаве тонто решили принять предложенную цену, которая включала двух лошадей, три одеяла, немного овощей и немного бус. Девочкам предстоял еще один долгий и утомительный путь, но трудности перехода разделили все женщины отряда. Например, дочь вождя прошла весь путь пешком, неся на себе рулон одеял, которыми она каждую ночь делилась с пленницами, в то время лошади везли вождя и воинов. Одиннадцать дней они шли по скалистым горам и пыльным пустыням, пока не достигли долины Мохаве на реке Колорадо.

Здесь жили новые владельцы белых рабынь. Как хозяева они были гораздо мягче тонто. Казалось, у них не было дикого обычая – пытать ради удовольствия наслаждаться болью истязаемого. Они жили в грубых, но вполне добротных хижинах, построенных из неошкуренных бревен, а рядом с ними располагались круглые деревянные амбары, в которых хранились съестные припасы. Мохаве выращивали пшеницу, кукурузу, дыни и овощи. Девочкам пришлось работать столько же, сколько и прежде, но они стали лучше питаться и их меньше били.

Хижина индейцев-мохаве

Лето 1853 года принесло индейцам неурожай, и девочки с тревогой ждали приближающейся зимы, опасаясь неминуемого голода. Мохаве по уровню развития мало отличались от первобытных тонто. Они ходили почти обнаженными, используя в качестве одежды только набедренные повязки из грубой ткани. Женщины носили юбки из той же ткани. Лошадей мохаве почти не имели и использовали их только как транспорт во время длительных путешествий. Не будучи умелыми наездниками, в отличие от апачей, они не охотились на бизонов, так как не владели навыками использования лошадей для такой охоты. Преследовать пугливых бизонов без лошадей было бессмысленно. Рыбу ловить мохаве тоже не умели. Поэтому они были вынуждены полагаться только на продукты сельского хозяйства и во время неурожаев голодали.

Мэри быстро слабела из-за тяжелого труда и недостатка пищи. Поскольку голод становился все более неизбежным, часть индейцев отправилась в другие районы в поисках возможности купить продукты у более зажиточных соседей. Мэри попыталась пойти с ними, но не выдержала и вернулась. Оставшиеся в деревне индейцы обеспечил себя сносным запасом продовольствия, но вскоре он истощился. Индейцы были в таком отчаянии, что в них восторжествовал дикий эгоизм. Каждый обеспечивал себя исключительно сам и ел все, что мог добыть. Они оставляли своих ближайших родственников голодать, а затем сотрясали воздух унылым воем, который по их обычаям предшествовал неминуемой смерти.