Публика его освистывала, испытывая экстатическое удовольствие от того, что видит талантливое преступным. Он же настоящий трюкач, как какой-нибудь экспериментатор Джон Кейдж, нарушитель правил в музыке, превращавший в инструменты всё, что попадалось под руку, – от труб и подвешенных в воде китайских гонгов до блендера и бутылок, автор «препарированного фортепиано», сочинивший четыре минуты и тридцать три секунды тишины.

– А его «Дьявол приходит с хлебом» – это невозможно играть! – возмущались корифеи, обласканные признанием при жизни. – Набор нот, с помощью которого он погружает слушателей в гипнотический транс. Но потом они пробуждаются, и всё становится на свои места. Его произведения говорят о полном незнании нотной грамоты. Подумайте, этот прохвост едва не лишил нас хлеба.

Вернувшись домой, Темников лёг спать, не раздеваясь. Снилась ему почему-то дорога, он вёл грузовую машину, невыносимая усталость вливалась свинцом, голова клонилась вниз, он отпускал руль, засыпал, и трейлер сваливался в пропасть…

Вздрогнув, Темников проснулся, вскинулся в постели. Поёжился от сквозняка, парусом раздувавшего штору. Комната была пуста. Потом он вспомнил, что опаздывает на репетицию. Впереди был трудный день: изнурительный прогон пьес, неприятное объяснение с Лохвицким, унизительные оправдания – Темников будет говорить, что это не он опаздывает, а другие приходят раньше.

Он прыгал на одной ноге, пытаясь другой попасть в штанину, и думал о том, что дорога будет тянуться бесконечно долго, как в рапиде. Это когда никуда не торопишься, она пролетает быстро. Потом он обязательно вернётся от лифта и проверит газ, свет и воду. Он всегда так делает, как будто память его враз отрезало, едва он переступал порог.

Васютину, конечно, будут рукоплескать. От Штепы будет нести перегаром – он как всегда заявится с небритым, отёчным лицом. Климович – бегать по гримёркам актрисок, кокетничая с улыбкой прожжённого ловеласа. Всё будет как обычно.

Вечером он встретит Татьяну, бледную, поникшую, с усталой строгостью в глазах: дебет, кредит, сальдо, балансы – работа отнимала у неё все силы. Они вернутся домой, Татьяна займётся готовкой, а Темников склонится над листком бумаги, испещрённым разными точками и линиями, из которых исполнители извлекут звуки.

Всё будет так, словно ничего и не было – ни оглушительного успеха, ни ночного гостя, ни преждевременного старения. Ничего, кроме чистой геометрии солнечного света в пустой комнате, как на бессодержательных полотнах Поллока. Всё только предстоит создать, всему придать смысл, исправить бесчисленные несовершенства.

Утро. Чарующие нежные лучи солнца в прозрачном звенящем воздухе. Настроение просто музыка Грига. Стаканчик сока дополняет идиллию.

Та-та-та-там! Стук в дверь. Очнувшись из медитативного состояния, тут же перехожу в настроение тревожной музыки Бетховена. Непричесанная, ещё в халате, делаю Героическое усилие над собой. Патетически открываю дверь.