Лида оказалась родом из Могилева. Муж, высокопоставленный кубинский партийный функционер, привез ее в Сантьяго восемь лет назад. Работа, которую ей передала, переезжая в Гавану, такая же, как мы, совкубинка белорусского происхождения, оказалась просто фантастически выгодной. Стоит повторить: хорошая книга у нас на родине оставалась дефицитом. Издания Бродского и Мандельштама, по которым тосковал изголодавшийся читатель на просторах доживающего последние дни СССР, лежали тут, на полках затерянной между Парке-де-Сеспедес и площадью Долорес торговой точки почти свободно (почти – потому что «вершки» Лидка таки припрятывала и реализовывала по своим каналам), и купить их можно было за смехотворную цену, только, разумеется, не за рубли, а за песо, поскольку предназначалась вся эта роскошь «для укрепления дружбы с братским кубинским народом». Впрочем, «братья-кубинцы» заглядывали сюда разве что по ошибке (рядом находилась табачная лавка). Зато Лидка с ее точкой была хорошо известна среди советских специалистов, работающих на Кубе, и моряков с торговых судов. «Что привезли, мальчики? Гречка, тушенка есть? Могу предложить альбом эротического массажа, пятитомник Алданова, справочник рыболова – кому чего?» – плыла она навстречу своим покупателям, зазывно покачивая бедрами, звеня серьгами-ракушками.

В книжном магазине я познакомилась с Ольгой: подумать только – вырасти в одном белорусском городе и встретиться здесь, где двадцать девять томов супердефицитной медицинской энциклопедии предлагают двадцать девять тысяч причин жить в сплошном кошмаре (если, разумеется, их прочитать) и своими серыми обложками напоминают колер неба над нашими родными широтами. «Тут небо совсем другое, – задумчиво протянула мне пачку «Стюардессы» Ольга, очень худая, с узкими мальчишескими бедрами и когда-то рыжим, а теперь полуседым ежиком над веснушчатым лицом. – Как будто его выстирали, отбелили, а потом переборщили с синькой». Мы обменялись адресами: Ольга была хозяйкой отдельной квартиры в новом микрорайоне Абель Сантамария, где жила вдвоем с дочкой Катей. На вопрос о муже усмехнулась: здесь, на Кубе, это пустой вопрос – сегодня муж с тобой, а завтра с соседкой…

– Уф! С утра словно циклон пронесся, – рапортует Лидка, подсчитывая выручку. – Ни хрена себе, ٣٤٥ песо! Отъезжали домой краткосрочники, смели все подчистую, даже залежь, Достоевского с Гоголем. Кстати… – Лидка понижает голос, хотя в магазине нет никого, кроме нас и двух продавщиц-кубинок, Аны и Анабель, обе компренден11 только один язык – родной, – тут я одной гранд-мадам из консульства Набокова сделала, так она мне тушенки подогнала по пять песо, брать будешь? В магазинах по восемь и – днем с огнем…

– Нет, Лид, спасибо. У меня всего пять песо, я лучше книжку куплю.

– Ну, как хочешь, – Лидка кладет пересчитанные деньги в кассу и вопрошает голосом строгой наставницы: – Что – учишься понемногу?

– Чему?

– Глядя в лужу, видеть не грязь, а отражение солнца.

– Я стараюсь. Но не очень получается.

– Это естественно, – снисходительно замечает Лидка. – На первом этапе привыкания никому не удается избежать критики. Главное – не сравнивай. Будто бы у нас дома мало свинства. Жить, в конце концов, можно везде.

– Согласна, везде, но – так?! Сегодня Фелипа вымыла пол, ополоснула слегка таз и собралась вымыть Карину. В этом тазу! Я, естественно, не позволила. Так она с какой-то, знаешь, гордостью говорит: «В моем доме таз всего один!» Он и правда один, ржавый, с заклеенными дырами. Спрашиваю: «Почему другой не купите?» Оказывается, за последние тридцать лет, это значит с дня победы их революции, тазы в продажу не поступали! А керосинка! Это же ужас! Фелипа добрая и заботится о Карине, но – дикостью своей гордиться?!