– Здравствуйте, Сергей Данилович!

– Спасибо, и тебе того же! Кто таков? – Слесарь перестал измываться над безот-ветным металлом. – Новенький?

– Так точно! Рядовой Капралов.

– В какой взвод зачислен?

– К Саркисяну.

– К Саркисяну, говоришь? Это хорошо. Генрик парень стоящий. – Сергей Дани-лович вытер руки тряпицей и закурил папиросу. – Ты, сынок, должно быть, пришел оружие показать, что на аванец свой купил? Прав я?

– Ага.

– То-то, дядя Сережа редко ошибается! Ну, показывай.

Филипп протянул ему вороненую двенадцатимиллиметровую гордость.

Слесаря перекосило.

– Что это? «Хеклер и Кох»? Вот же, блин! И этот говном буржуйским разжил-ся… Ты что, милый, боевиков обсмотрелся? На фига тебе это уродство?

Сергей Данилович брезгливо взял пистолет за ствол двумя пальцами и заглянул в ствол.

– В журнале видел, – пробормотал Филипп, – вот и загорелось. Калибр там, на-дежность…

– Загорелось ему… Ишь ты, какой легковоспламеняющийся. Порох! В комсомо-ле состоял?

– Не успел. – Филиппу жутко не хотелось углубляться в политические дискус-сии. – Пули бы к нему, Сергей Данилович, неплохо подкалиберные, а то говорят…

– Поучи, поучи меня, тупорылого, – фыркнул слесарь.

Мгновенно взмокнув, Филипп умолк.

Сергей Данилович ловко раскидал «Хеклера» по частям и принялся скоблить щечку затвора надфилем, ворча под нос: «Хорошо, гад, закалили, буржуи».

– Патроны давай! – сказал он и похлопал он ладонью по верстаку.

Филипп выложил четыре коробки патронов.

– Это что, все? Нет? Сколько же у тебя всего?

– Тысяча штук.

– Ладно, эти так и быть снаряжу для серьезных дел. Тренироваться обычными будешь. Свободен!

– У меня еще нож, – пробормотал Филипп, доставая из сумки «Рэндол». – Гов-но?

Сергей Данилович довольно гоготнул:

– Соображаешь! На глазах умнеешь. Говно, естественно… Ишь, как блястит!

Он оторвал от рулона, повешенного на проволочной рамке, бумажное полотен-це. Провел по нему лезвием, держа полотенце за уголок. В воздухе запорхала тонкая полоска бумаги.

– Добро, хоть вострый. Раньше-то пользоваться приходилось? Или только ка-рандаши точил да огурчики нарезал?

– Приходилось. – Филипп пожал плечом. – Клинок затемнить вас не затруднит?

– Клинок затемнить, говоришь? Умница! Еще что?

– Ножны. Лучше на предплечье.

– Наручные ножны? Ну, совсем молодец! Дай-ка руку! – Слесарь сноровисто обмерил Филиппу предплечье. – Дня через два заходи, будут готовы. Темляк делать, или так не выронишь?

– Не выроню.

– Обратно молодец!.. Если только не хвастун.

– Сергей Данилович, – замялся Филипп, – скажите… Сумеете вы сделать так, чтобы нож прямо в кисть выскакивал?

– Выскакивал?! Ну, блин, ты даешь! – Слесарь хохотнул. – Сумею, не сомневай-ся. И выскакивать будет, и выпрыгивать. Пальцы только, знай, береги. Все, иди, па-рень! – махнул он рукой.

– Спасибо, Сергей Данилович! До свидания!

Тот не ответил.

Заснул Филипп мгновенно, как всегда.

Снились ему объятия Вероники и злобные онзаны. Чудовища пытались отнять у него девушку и уволочь в клубящийся ядовито-желтыми испарениями Крутенький ло-жок. Филипп палил в онзанов из «Дракона» и они взрывались, предварительно укориз-ненно покачав головами. Головы у них были точь-в-точь расписные пасхальные яйца – только огромные, с нарисованными лицами. Разбитыми в кровь лицами Аскера Маме-довича.

Разбудила его негромкая музыка. «Вставай, проклятьем заклейменный…»

Остроумцы! Для Сергея Даниловича, что ли старались?

Филипп быстро привел себя в порядок и выглянул в коридор.

По коридору неспешно прохаживался, заложив руки за спину, Волк-Вольдемар, с головы до ног увешанный оружием и амуницией. Только шлем держал в руке. Он за-думчиво посмотрел на Филиппа и сообщил: