Помимо колебаний, опасной была и переоценка Бетцендорфом возможностей своей армии, чья боевая эффективность не уступала русской, но имела куда меньший запас прочности. До войны в Вене весьма экономно расходовали средства на собственные вооруженные силы, и теперь это должно было сказаться.

Тем не менее, Гетцендорф начал достаточно уверено. Его армии в Южной Польше добились ряда тактических успехов, которые австрийцы, тем не менее, не сумели превратить в стратегические из-за нехватки подкреплений, только начинавших прибывать на Восток. Между тем, начальник штаба Юго-Западного фронта М. В. Алексеев был совершенно спокоен – австро-венгры наступали прямо навстречу его резервам. Вскоре у русских появилось значительное численное преимущество, а их растянувшийся и уставший противник, так и не достигший Люблина, оказался в весьма уязвимом положении. Но Гетцендорф, напрасно ожидавший от немцев «вспомогательного удара» из Восточной Пруссии, все еще находился во власти иллюзорных представлений о том, что еще один тактический успех приведет к общей победе.

Все закончилось в тот же миг, когда армии А. А. Брусилова и Н. В. Рузского начали наступать в Галиции, без особых проблем прорвав австро-венгерскую оборону. Не желавший и теперь признавать свое поражение Гетцендорф, организовал несколько контрударов, но его армии на Востоке уже дошли до предела своих возможностей – началось стремительное отступление, местами переходившие в настоящее бегство. В конечном счете, Гетцендорфу удалось спасти свои войска, но он потерял более четырехсот тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, нанеся серьезный ущерб моральному духу австро-венгерской армии и не добившись даже видимости успеха. Русские заняли Львов, осадили Перемышль, под угрозой оказался и Краков.

Предвоенные расчеты Берлина на то, что вооруженные силы Двуединой монархии станут основой Восточного фронта были совершенно расстроены. Теперь Вена отчаянно нуждалась в немецкой помощи.

Решению османского правительства перекрыть проливы предшествовал ряд давних и недавних событий, оказавших на правящих в Константинополе «младотурок» (членов партии «Единение и прогресс», стремившихся вестернезировать Османскую империю азиатскими методами) решающее воздействие. Небезосновательно подозревая страны Антанты в намерении уничтожить и разделить «единственную великую мусульманскую державу мира», с началом Мировой войны в Константинополе отчаянно пытались добиться гарантий территориальной целостности. Беспокойство османского правительства можно было понять: в предшествующие десятилетия Россия захватила Карсскую провинцию, Франция – Тунис, Англия – Египет, в 1911 году итальянцы оккупировали Ливию, а в 1912 году Сербия, Греция, Румыния и Болгария лишили турок большей части их европейских владений. Последовавшая вслед за этим Вторая Балканская война вернула туркам Эдирнэ (прежний болгарский Адрианополь), но не рассеяла их опасений в отношении европейских держав.

Турки считали, что теперь русские нацелились на Босфор, Константинополь и населенные армянами восточные провинции Анатолии, французы – на Сирию, а британцы – на нефтяные месторождения Месопотамии (современный Ирак) и Аравийского полуострова. Только у Германии не имелось аннексионистских планов в отношении Османской империи, при этом со времен Гельмута фон Мольтке немецкие офицеры выступали в качестве военных менторов турок. Это позволило османам выиграть войну с Грецией в 1896 году и придало отношениям Берлина и Константинополя атмосферу неформального союзничества. Поэтому вовсе не удивительно, что в 1914 году немецкие крейсеры «Бреслау» и «Гебен», преследуемые Королевским флотом, нашли спасение в османских территориальных водах. Приняв к себе «на службу» германскую Средиземноморскую эскадру адмирала Вильгельма Сушона, турки укрыли ее от преследования англичан, но вместе с тем попытались найти точки соприкосновения со странами Антанты, по отдельности отправив русским и французам предложения заключить союз. И в Петрограде, и в Париже отказались «покупать» османский нейтралитет по предложенной турками цене (включавшей в себя и отказ от ряда дипломатических соглашений прежних лет, закреплявших неравноправное положение турок по отношению к великим европейским державам), а британцы заодно конфисковали несколько турецких кораблей, построенных ранее в Англии по заказу Константинополя. В этих условиях турки оказались весьма восприимчивыми к доводам германского посла в Османской империи и нанесли критический удар по морским коммуникациям России с ее западными союзниками. Это еще не могло считаться «необратимым решением», но турки явно демонстрировали готовность пойти на крайние меры.