Двигаясь по долине Мондегу, генерал Друо, дабы сократить путь, следовал левым, а не правым берегом. Он почти беспрепятственно пересек Сьерра-де-Мусела, вышел на Лейрию, без труда разгоняя рыскавшие вокруг летучие отряды. Португальская армия, до которой дошел слух о попытке генерала Гарданна, с горячим нетерпением ожидала прибытия французских войск, пусть даже колонны в несколько сотен человек. По сообщению со Старой Кастилией и с Францией тосковали не меньше, чем по подкреплению. Всем хотелось знать, наконец, не забыли ли про них, предстоит ли совершить что-то великое или хотя бы понятное, ибо ни один французский курьер не добирался до них с 16 сентября 1810 года, со дня перехода португальской границы, а стояла уже середина января 1811-го.

Наконец, после многодневного нетерпеливого ожидания, войско драгун генерала Гарданна вышло к аванпостам Нея между Эшпиньялом и Томаром. После соединения последовали горячие объятия и рассказы о недоумениях мучительного ожидания, с одной стороны, и грозных опасностях на пути к армии – с другой. Гарданн, как никто горячо сожалевший о неудаче своей экспедиции в прошлом месяце, счел себя искупившим вину (хотя никто и не думал его упрекать), наобещав горы чудес своим товарищам, немедленно пожелавшим узнать, что для них будет сделано. Он сказал, что генерал Друо, помимо его собственной бригады, подводит мощную дивизию, что следом движется другая дивизия, что объединенный 9-й корпус составит не менее 25–30 тысяч человек, что следом за ним придет и изобилие, ибо после восстановления коммуникаций из Саламанки без затруднений прибудут и продовольствие, и боеприпасы. Известно, сколько преувеличений, совершенно, впрочем, простительных, порождают подобные излияния среди военных, которые встречаются после великих опасностей! Едва состоялась эта встреча, как известие о прибытии генерала Друо разнеслось по всей армии от Томара до Сантарема, произведя в ней род воодушевления. Рассчитывая на скорое прибытие 30 тысяч товарищей, солдаты Массена считали, что вскоре будут способны на любые испытания и предавались самым обольстительным надеждам. Зима, столь короткая в этих краях, должна была уступить место весне. Перед французами располагались линии Торриш-Ведраша, уже не казавшиеся неодолимыми для армии в 75 тысяч человек, слева протекал Тахо, который уже не мог стать помехой, а за ним виднелась плодородная равнина Алентежу, где в изобилии имелось всё то, что с таким трудом добывалось на опустошенной равнине Голгао.

Массена встретился с генералом Друо и получил от него множество просроченных депеш, которые до сих пор не могли ему доставить. Некоторые из них не имели уже никакого отношения к текущему положению и только показывали, какими иллюзиями тешили себя в Париже; другие, отправленные уже после прибытия генерала Фуа, содержали некоторые критические замечания, вызывавшие только улыбку при виде заблуждений, в которых упорствовал Наполеон, но улыбку, по правде говоря, грустную. Тем не менее критику сопровождали и обещание помощи, и объявление о скором прибытии генерала Друо, и сообщение о приказах, направленных маршалу Сульту, и полнейшее одобрение расположения на Тахо, и горячие настояния оставаться на Тахо до бесконечности. Как ни мало соответствовало обстоятельствам большинство предписаний, немало значила и одобрительная оценка расположения на Тахо, и энергично выраженная воля не покидать его. Но хотелось, наконец, узнать, какие же средства пришлет Наполеон для исполнения решения, столь твердо им выраженного: либо форсировать позицию англичан, либо блокировать их на ней до тех пор, пока они не будут вынуждены оставить ее сами. И здесь всех ждало только разочарование: 9-й корпус, обещанный в составе 30 тысяч человек, едва насчитывал 15 тысяч. Из этих 15 тысяч Друо привел только 7 тысяч генерала Конру, не считая подразделения Гарданна. Восемь тысяч Клапареда остались в Визеу, то есть в шестидесяти лье позади, для поддержания сообщения. И даже дивизию Конру генерал Друо вряд ли мог оставить на постоянное расположение в Томаре, ибо инструкции категорически предписывали ему не терять сообщения с границей Испании, и ему предстояло повернуть обратно, чтобы вновь разгонять повстанцев, сомкнувшихся за его спиной подобно волнам, смыкающимся за проплывшим кораблем.