Присоединение территории Итальянской республики к Французской империи стало бы полезно для развития нашего сельского хозяйства; однако после второго завоевания мы утвердили в Лионе ее независимость. Ныне мы делаем больше и провозглашаем принцип разделения корон Франции и Италии, назначая временем сего разделения минуту, когда оно станет возможным и безопасным для наших народов.

Мы принимаем и возлагаем на нашу главу железную корону древних ломбардцев, чтобы вновь закалить ее и сделать еще тверже. Мы без колебаний заявляем, что передадим корону одному из наших законных детей, собственных или приемных, в тот день, когда будем спокойны за независимость, которую гарантировали другим государствам Средиземноморья.

Тщетно будет злой гений искать предлог вновь развязать войну на континенте; то, что присоединено к нашей Империи конституционными законами государства, останется к ней присоединенным. Однако никаких новых провинций к ней присоединено не будет, а законы Голландской республики, Акт посредничества и первый статут королевства Италии будут пребывать под постоянной защитой нашей короны, и мы не потерпим причинения им какого-либо ущерба».

После столь возвышенной и решительной речи Наполеон принял присягу нескольких новоназначенных сенаторов и возвратился, в сопровождении того же кортежа, во дворец Тюильри. Мельци, Марескальчи и другие итальянцы получили приказ отправляться в Милан и подготовить всё к грядущим торжествам. Кардинал Капрара, папский легат при Наполеоне, был назначен архиепископом Миланским. Он принял сей сан лишь из послушания, ибо преклонный возраст, болезни и долгая жизнь при дворах более располагали его оставить мир, нежели продолжать в нем свою роль. По просьбе Наполеона и с согласия папы он отбыл в Италию, дабы короновать там нового короля сообразно древнему обычаю ломбардской церкви. Свой собственный отъезд Наполеон назначил на апрель, а коронацию – на май.

Поездка в Италию совершенно согласовывалась с его военными планами и даже весьма им споспешествовала. Всю зиму Наполеону пришлось ждать, когда его эскадры будут готовы к отплытию из Бреста, Рошфора и Тулона. В январе 1805 года сравнялось около двадцати месяцев после начала морской войны с Англией, ибо разрыв с ней состоялся в мае 1803 года; однако высокобортные корабли никак не могли выйти в море. Следует всё же сказать, что флоты Бреста и Тулона подготовились бы и раньше, если бы не пришлось увеличивать их численный состав. Впрочем, флот Бреста в ноябре был уже готов. Флот Рошфора был готов в то же время. Только флот Тулона, увеличивавшийся с восьми до одиннадцати кораблей, потребовал всего декабря. Генерал Лористон, адъютант Наполеона, получил приказ сформировать корпус в шесть тысяч человек, тщательно подобранных, с пятьюдесятью пушками и боеприпасом для осады, и погрузить его целиком на Тулонский флот. Этому флоту, как мы и говорили, назначалось по пути высадить одну дивизию на остров Святой Елены, чтобы завладеть им, отправиться в Суринам, отвоевать голландские колонии, затем соединиться с флотом Миссиесси, который, со своей стороны, должен был оказать помощь нашим Антилам и опустошить английские. Оба флота, уведя таким образом за собой англичан к Америке и освободив от их внимания Гантома, имели приказ затем возвратиться в Европу. Гантом, полностью подготовившийся, прождал всю зиму, пока Миссиесси и Вильнев уведут англичан за собой.

Миссиесси, которому недоставало устремленности, но не храбрости, отплыл из Рошфора 11 января, во время ужасной бури, и, пройдя узкими проходами, вышел в открытое море, оставшись незамеченным англичанами, которые не бросились за ним в погоню. Он поплыл к Антильским островам с пятью кораблями и четырьмя фрегатами. Его судна потерпели несколько поломок, которые исправили в море.