Идея реализовать его мечту на практике мне не просто понравилась, она меня восхитила. В силу характера ждать я не могла и в тот же день очистила кошельки родителей, выгребла всю мелочь и, выбрав уголок в палисаднике, выкопала небольшую ямку, ссыпала туда мелочь и закопала. Сколько её было, не знаю, но папа к вечеру хватился. Проверила свой кошелёк мама, убедилась, что и там я похозяйничала. Судя по решению вырастить уже к осени денежное дерево, и, возможно, не одно, выгребла, видимо, я приличную сумму, по достатку семьи.

Пришла бабушка. Приказ деньги выкопать и вернуть родителям обсуждению не подлежал. Что тогда было в моей голове, не знаю, но я категорически была не согласна с ним: когда денежное дерево вырастет, они мне спасибо скажут.

Выход нашла: включила забывашку, якобы не могла вспомнить, где закопала. Ничего хорошего из этого не вышло: бабушка отступать не хотела, копала упорно во всех местах, указанных мною. Плюс этой ситуации я понимаю сейчас: мы с ней почти все грядки перекопали. Прошло столько лет, а я до сих помню, где закопала: я же ежедневно проверяла укромное место в палисаднике, взошло ли дерево.

Начало сентября. Первый класс. Этот день для меня полон неожиданностей. Я не откликаюсь на имя. Вообще на него не реагирую. Когда пришла за мной мама, учитель Мария Александровна решила узнать причину. Когда выяснилось, что меня учитель называет Лидой, мама искренне удивилась. Представляете, папа меня регистрировал как Лилю, соответственно, в свидетельстве о рождении должно стоять полное имя ЛИЛИЯ. Сам не проверил, что вписали, пришёл домой, положил документ, и никто не посмотрел, кто же я по имени.

1 сентября 1958 года – знаменательная дата. Не для мира, для меня: я узнала своё имя. Долго привыкала, постоянно пропускала обращение учителя, то бишь не реагировала. Постепенно привыкла, но откликалась на новое для меня имя неохотно и только в школе! Дома я оставалась Лилей.

Второй учебный день. Иду по второму этажу в сторону старшей школы. Навстречу тётенька. Я её не знаю. Она внимательно посмотрела на меня и спросила, что я здесь делаю. Я спокойно рассказала, что устала заниматься, встала во время урока и стала завязывать шнурки на ботинках. Учительница предупредила, что вставать во время урока нельзя, а я ей ответила на это, что заниматься не могу больше, устала. И тогда Мария Александровна разрешила мне выйти из класса и немного отдохнуть.

Тётенька спросила меня, почему я отдыхаю в коридоре старшей школы. У начальной школы есть своё изолированное крыло.

Я пожала плечами и сказала:

– А где ещё отдыхать, там (я показала в сторону начальной школы) уже вчера отдыхала.

Завуч (а тётенька оказалась именно им) взяла меня за руку и отвела в класс, а по дороге рассказала о том, что в школе можно, что нельзя. Рассказала, на мой взгляд, доходчиво. Когда она спросила, поняла ли я, сказала, что поняла, завтра пойду отдыхать на берег.

На завтра погулять с урока меня не отпустила Мария Александровна. Поэтому после третьего урока я решила уйти сама. С переменки-то не надо отпрашиваться. Ровно через час мама шла на обед. Наш двухэтажный милицейский дом стоял на берегу реки. Вот на этом берегу она и увидела ученицу 1-го класса, свою дочь. Взяла за руку, увела в школу, сдала учителю и почему-то извинилась за моё поведение.

К урокам я относилась ровно: надо идти в школу – пожалуйста. Надо делать домашнее задание – пожалуйста. Но этим моё согласие подчиняться ограничивалось. Я ела, пила, шла в школу, обратно, в магазин с одной мыслью: «Скорей домой, читать, читать, читать». Дома книг было немного, и поэтому уже в 1-м классе мама записала меня в детскую библиотеку.