Селин снова указала на барельефы, и среди сражающихся фигур я увидел юношу, прекрасного и ужасного, с мечом в одной руке и вороном на другой. Свирепые глаза. Оскаленные клыки. Всего лишь портрет, созданный рукой художника, но он был достаточно искусным, и я его узнал.

– Фабьен… – прошипел я.

– Вечный Король. – Селин кивнула. – Он страшно боялся растущего могущества Эсаны. Ненавидел любовь и свет Божий. Поэтому втянул целую толпу с-с-слепых и завис-с-стливых глупцов в свою авантюру на погибель всего нашего рода. И этот конфликт, с-с-смертный против с-с-смертного, вампир против вампира, войдет в историю с-с-сородичей как Войны Крови.

– Войны, которые Иллия, должно быть, проиграла, – сказал я. – Потому что в той же самой истории ее выводок называют Эсани, а не Эсана. Отступники, а не Праведники.

– Так вот почему Восс хочет заполучить меня? – Диор растерянно огляделась по сторонам. – Из-за какого-то пережитка ереси, которая закончилась столетия назад?

– Мы не знаем, почему Вечный Король охотится за тобой. И мас-с-стер Дженоа унес с собой в могилу все, что знал. – Селин посмотрела на пепел, на осколки с фрагментами стиха, разбросанными по полу, и вздохнула. – Здес-с-сь нет ответов на вопрос, как закончится мертводень. В этих залах правды не ос-с-сталось.

Опустившись на колени перед Диор, Селин сжала ее руку.

– Но надо верить, chérie. Эти испытания посланы нам Богом, чтобы проверить нас, и мы не подведем его. Мы можем добраться еще до одной Эсаны. Старейшей из нас. Приорессы Праведников. Матери Чудовищ-щ-щ и внучки самой Иллии. Если кто на этой земле и знает, что ты должна сделать, чтобы вернуть с-с-солнце, так это она. Мы должны найти ее, Диор. У нас нет выбора. Мы должны найти Матерь Марин в Дун-Мэргенне.

Я нахмурился, ощетинившись при виде руки Селин, лежащей на руке Диор.

– Дун-Мэргенн пал, Селин. Черносерд и его выводок захватили его несколько месяцев назад. И какого черта мы должны пере…

Моя сестра напряглась и вскочила на ноги как раз в тот момент, когда я сам навострил уши. Теперь я тоже услышал этот звук: лапы с мягкими подушечками быстро топали по полу. Я обернулся и увидел, как Феба на полном ходу влетела в двери часовни, цокая когтями по гладкому камню, и остановилась у ног Диор. Львица была вся мокрая от снега, от боков шел пар – очевидно, она быстро бежала Бог знает сколько миль.

Диор затянулась дымом и опустилась на колени рядом с закатной плясуньей.

– Феба?

До захода солнца оставалось еще несколько часов, и до тех пор закатная плясунья останется в своей звериной шкуре и не сможет говорить. Поэтому львица обнажила когти и прочертила на каменном полу одну длинную борозду и два полукруга рядом. Буква В.

– Воссы, – прошептала Диор, глядя на меня. – Они нашли нас.

– Это был вопрос времени, – глубоко вздохнул я и выпрямился, пытаясь подбодрить ее. – Но не бойся. У нас хорошая оборонительная позиция. Древние клинки, магия холоднокровки и когти плясуньи. И как бы ни были стары Альба и Алина, их всего двое.

Тут Феба встретилась со мной взглядом, сверкнувшим золотом. И когда львица зарычала, так глубоко и низко, что я почувствовал это нутром, сердце у меня провалилось туда же.

– Сколько их? – выдохнул я.

В ответ Феба снова вонзила когти в пол, оставляя на древнем камне десятки глубоких царапин. Снова, и снова, и снова.

Гром грохнул так сильно, что затряслись стены.

Диор встретилась со мной взглядом.

– Слишком много.

– Как ты это делаешь? – спросил вампир.

Последний угодник уставился на химический шар, на бледного мотылька, безостановочно бьющегося о стекло. Жажда присутствовала постоянно, расправляя черные крылья вокруг его плеч и пробегая горящими руками по горлу, груди, животу. Снаружи над крепостью завывал ветер, и Габриэль чувствовал холод, настоящий, так хорошо запомнившийся ему. Вой эхом разносился по заброшенным покоям Кэрнхема и пустым залам его сердца. Но, услышав слова вампира, он поднял раздраженный взгляд.