Однако в основе операции Т4 лежала радикальная готовность к насилию в отношении психически больных и инвалидов, базировавшаяся на представлении расовой идеологии о здоровом, высокоэффективном и трудоспособном расовом организме. Нацистский режим стремился уничтожить не столько непродуктивных работников как таковых, сколько людей, которых он считал генетически неполноценными, а среди них в первую очередь тех, кто не мог (или уже не мог) работать. Ни один немецкий рабочий, не справлявшийся с производственными задачами, не был отправлен на смерть из-за недостаточной производительности или в связи с дефицитом продовольственного снабжения. Мотивы расовой гигиены и полезности в военное время всегда были тесно взаимосвязаны. Дискуссии, развернувшиеся после окончания Первой мировой войны, показывают, что эти два фактора не исключали, а скорее дополняли друг друга и радикализировали не только расовую идеологию, но и сам дискурс об «эвтаназии»{41}.
Курт Похлиш, профессор психиатрии в Бонне и консультант Т4, резюмировал этот подход следующим образом:
Осознание того, что на карту поставлено все, привело также к изменению национал-социалистического образования в том, что касается оценок характера болезни. В отличие от здорового и трудоспособного человека, больной человек не считается полностью дееспособным. Если раньше было распространено только лишь сострадание к больным – чувство, отражавшее прежние гуманитарные представления, то теперь актуальным стал новый фактор, выходящий за рамки личного: оценка человека в зависимости от его продуктивности для общества в целом{42}.
Хронология операции Т4 ясно показывает, насколько сильно эта программа «эвтаназии» была связана с ходом войны. Регистрация стационарных пациентов была уже намечена; первыми анкеты получили психиатрические учреждения на юго-западе и северо-востоке рейха. С января 1940 г. именно в этих двух регионах ввели в строй первые два центра умерщвления: замок Графенек близ города Гомадингена в Вюртемберге и старую тюрьму Бранденбурга-на-Хафеле. Поскольку на этих двух территориях военные действия уже велись или неизбежно должны были начаться в будущем, связь между ходом операции Т4 и планированием военной кампании очевидна. Организаторы Т4, очевидно, рассчитывали, что убийство психиатрических пациентов позволит освободить места в военных госпиталях для предстоящей кампании вермахта на западе{43}.
Это видно на примере Бедбург-Хау – крупнейшей на тот момент немецкой психиатрической больницы, рассчитанной более чем на 2500 коек. Она находилась на границе с Голландией, а значит, в зоне, где должна была развернуться операция вермахта, планирующего вторгнуться в Нидерланды и Бельгию. Поскольку времени для кропотливого процесса регистрации и проверки недоставало, был применен более гибкий подход: 26 февраля 1940 г. в Бедбург прибыла группа консультантов, которая в течение недели заполнила анкеты всех потенциальных кандидатов на «эвтаназию». В начале марта пациенты, которых сочли «недостойными жить», были депортированы в центры умерщвления в Графенеке и Бранденбурге, а тех, кто был классифицирован как «достойные жить», перевели в другие учреждения. За десять дней крупнейшая психиатрическая клиника Германии была полностью освобождена{44}.
Для убийства больных детей в «специальных детских отделениях» врачи программы Т4 использовали медикаменты, но чтобы убить куда большее число инвалидов (после включения в программу «эвтаназии» взрослых уже осенью 1939 г. ее жертвами стали примерно 70 000 человек), пришлось разработать другой, более эффективный метод. Брандт, Конти и доктор Альберт Видманн, руководитель химической секции Института судебной медицины полиции безопасности, в конце концов решили использовать газ, после чего техники программы Т4 приступили к созданию специальных центров умерщвления. Хотя между такими центрами существовали различия, сам процесс убийства в них был идентичен, а потому примерно одинаковым было и оборудование. После войны, давая показания в Нюрнберге, Виктор Брак описал простую конструкцию газовых камер во всех центрах уничтожения: