, или KdF) письменную просьбу о разрешении на убийство из милосердия, которое по существовавшим на тот момент законам подлежало судебному преследованию. Такого рода события отнюдь не были редкостью: ежедневно канцелярия фюрера получала 2000 подобных ходатайств. Ознакомившись с просьбой родителей убить их сына («это чудовище»), Гитлер поручил своему личному врачу Карлу Брандту изучить дело. Брандт, посетив родителей Кречмара в июле, договорился о его убийстве; через несколько дней его осуществил лично Катель. Очевидное внимание нацистских чиновников к случаю Герхарда Кречмара, возможно, объясняется особой тяжестью и многочисленностью врожденных заболеваний мальчика; впоследствии Гитлер устно уполномочил Брандта и начальника канцелярии фюрера Филиппа Булера действовать в подобных случаях аналогично. Это означало переход от убийства нерожденных детей, которое было узаконено в июне 1935 г. в случае выявления генетических нарушений, к убийству младенцев, детей и подростков, цинично именуемому детской «эвтаназией»{26}.

Чтобы не допустить публичного раскрытия роли канцелярии фюрера, основной функцией которой было рассмотрение обращений и петиций Гитлеру от представителей немецкой общественности, а значит, и роли самого Гитлера, создатели программы детской «эвтаназии» учредили подставную организацию под названием «Рейхскомитет по научной оценке серьезных наследственных заболеваний» (Reichsausschuss zur wissenschaftlichen Erfassung von erb- und anlagebedingten schweren Leiden). Филипп Боулер приказал своему заместителю и начальнику II Главного управления (государственных и партийных дел) канцелярии фюрера Виктору Браку заняться организацией программы убийств в рамках «эвтаназии». Брак в свою очередь поручил текущее управление детской «эвтаназией» Гансу Хефельману, руководителю отдела IIb II Главного управления, который отвечал за дела, связанные с министерствами рейха, а также за прошения о помиловании. Небольшая группа планирования работала быстро, и уже 18 августа 1939 г. Министерство внутренних дел – единственное государственное ведомство, имевшее представителя в Рейхскомитете, – направило региональным правительствам строго конфиденциальный циркуляр. Поскольку в рамках детской «эвтаназии» предполагалось убивать детей-инвалидов, не находящихся на стационарном лечении, Рейхскомитету, чтобы получить непосредственный доступ к потенциальным жертвам, требовалось сотрудничать с органами здравоохранения. Циркуляр налагал на акушерок, врачей родильных домов и акушерских отделений, а также на врачей общей практики обязанность регистрировать новорожденных и детей в возрасте до трех лет, страдающих «имбецильностью», «монголизмом», уродствами (особенно отсутствием конечностей) и параличом. Уведомления направлялись в ответственный орган здравоохранения, а оттуда – на условный адрес Рейхскомитета. Исключительно на основании этих регистрационных формуляров три консультанта Рейхскомитета – педиатр Эрнст Вентцлер из Берлина, детский и подростковый психиатр Ганс Хайнце из города Бранденбурга-на-Хафеле и вышеупомянутый Вернер Катель – решали, будут ли дети переведены в так называемое специальное детское отделение и, таким образом, включены в программу убийств; самих детей они не видели и даже не знакомились с их историями болезни. Тот факт, что на этом раннем этапе к программе не был привлечен никто из Министерства юстиции рейха, показывает, что планировщики осознавали незаконность своих действий{27}.

Еще до создания первых «специальных детских отделений» преступники с леденящей душу дерзостью говорили о скором введении «эвтаназии». В психиатрической больнице Эгльфинг-Хаар под Мюнхеном директор Герман Пфаннмюллер устраивал специальные экскурсии по своему учреждению – чтобы продемонстрировать бесполезность его пациентов. С 1933 по 1939 г. Эгльфинг-Хаар посетили более 21 000 человек, в том числе 6000 членов СС, иные из которых в финале экскурсии рекомендовали установить у входа пулеметы и уничтожить всех пациентов. После войны баварский школьный учитель Людвиг Лехнер так вспоминал свой визит в Эгльфинг-Хаар осенью 1939 г. – вскоре после того, как был освобожден из концлагеря Дахау, куда попал за участие в деятельности антифашистской группы: