Кивнул, как будто своим мыслям, мотнул головой. Рассматривать этот жест можно было только в одном варианте. Идти за ним. Поднявшись и утвердившись в вертикальном положении, я понял, что все возможно, если сильно бояться. А я по какой-то абсолютно непонятной причине боялся. Боялся этих серо-белых скал. Этой холодной белой воды в горной речке. Деда-дуба с серой шапкой волос на голове, седой бородой и глазами-льдинами, что просвечивали меня насквозь. А еще больше я боялся понять, что это не сон.

Для себя я решил, что буду считать все это сном, а потом, когда захочу, раз – и проснусь. На вопрос, почему я до сих пор не проснулся, у меня ответа не было, и я не стал продолжать эту мысль.

«Когда надо будет, проснусь. И все, точка», – решил я для себя снова. Так говорил Петрович, мой учитель, когда не хотел говорить или обсуждать что-либо дальше.

«Как же я, голый-то пойду?» – промелькнула мысль.

Но пошел. Идти за фигурой деда-дуба пришлось далеко. Однако то ли молодой организм не мог долго находиться в состоянии «болен», то ли меня все же подлечили, но чем дольше я шел, тем легче мне становилось. Шли километров пять. Странная мысль пришла по ходу ковыляния босиком по грунтовой дороге: я подумал, что нелегко было меня нести на руках к речке деду-дубу.

Наконец, из-за поворота стали слышны звуки селения, и я увидел, куда попал. Начало долины в окружении горных массивов со сверкающими снежными верхушками вызывало если не восхищение, то уважение к древним громадам, которые видели еще самого Александра Македонского.

«Почему Македонского? – спросил я себя и сам же ответил: – Потому что это точно Афганистан», – и чуть не взвыл. Проснулся.

Горное селение было большим. Одно- и двухэтажные дома вполне обычного вида. Блюдца спутниковых антенн и оконные кондиционеры. Бросался в глаза двухэтажный дом с плоской крышей и примыкающим к нему минаретом. Огороженый высокой стеной из дикого камня с гладкой и практически без зазоров кладкой. Это было самое большое строение в селении.

Дед-дуб скрылся в проеме кованой калитки, и я не стал дожидаться особого приглашения, вошел тоже. Ого-го, аж выдохнул! Мощенный мраморными плитами внутренний двор, несколько фонтанов, расположенных каскадом, зелень. Где-то далеко, в глубине дворовых построек, гудел электрогенератор. И было пусто. Ни единой души. Нет, кто-то все же был. Скрипнула дверь метрах в двадцати от места, где я стоял, и на порожек вышел мальчишка, судя по одежде, – а она была, по моим последующим наблюдениям, вся одинаковая. Мужчины носили длинные белые или бело-серые рубахи поверх штанов более темного цвета. Штаны были заправлены либо в сапоги, либо в берцы.

Мальчишка стоял, не двигаясь, внимательно меня разглядывая. Причем настолько внимательно, что мне стало не по себе, и я прикрылся руками, насколько мог, двинувшись в его сторону. Не успел я дойти, как он развернулся и пошел в глубину строения. Проход был сквозным, и мы вышли на задний двор, пошли наискосок к дальнему правому углу.

«О-о-о, так вот где я сидел в колодках», – подумал, проходя мимо. Квадратная двухметровая яма с нечистотами и посреди столб. На нем висели те самые колодки, которые были на мне. Я запнулся от мерзости воспоминаний и врезался голым пальцем в торчащий из земли камень. Зашипел и пошел дальше за мелькающим уже далеко мальчиком.

«Дал бы ему лет десять-двенадцать, – прикинул я его возраст. – Почти ровесники».

Быстро темнело. Вообще в горах обычно быстро и резко темнеет. Особенно в долинах. Солнце только светило, и вдруг как будто его выключили, и сразу стало ощутимо холоднее.