Он был в сети. С компьютера. Значит, или опять задержался на работе, или уже дома, продолжает просматривать бумаги и графики.

Я пролистала стену вниз и остановилась на нашей последней совместной фотографии, сделанной на Рождество. Мы улыбаемся, его рука лежит на моей талии, щекой он прижимается к моим волосам.

И я снова задалась вопросом: как так получилось? Почему люди, которых с первых минут знакомства друг к другу тянуло, вдруг превратились во врагов? Почему так поздно оказались сброшены все маски?

Неужели я тогда настолько ослепла, что не заметила тревожных сигналов, способных предупредить о нашем дальнейшем будущем?

Нынешний Саша не имел ничего общего с тем, кто смотрела на меня с этого дурацкого снимка. Или имел, просто я предпочитала этого не видеть?

Я потерла большим пальцев синяк на своем запястье, словно желая стереть этот позорный след, напоминающий о моей ошибке. Усмехнулась. Можно подумать, если следов не останется — я застегну чемоданы, впрыгну в туфли и помчу к бывшему, в очередной раз пытаясь заклеить огромные дыры в наших отношениях вот такими вот фотографиями.

Телефон вновь был отброшен в сторону. Глаза жгло от застрявших на полпути слез, которые я не собиралась выпускать наружу.

Но это чувство пустоты в районе сердце так и подталкивало свернуться комочком и заскулить, подобно голодному щенку, брошенному нерадивым хозяином.

9. Глава 9

… черное кружевное, цветочный аромат.

В восемь тридцать две Богдан подъехал к дому, где располагалась корпоративная квартира, припарковался и нахмурился — Марины на крыльце подъезда не оказалось. Он набрал ее номер, но равнодушный женский голос сообщил, что телефон вызываемого абонента выключен. Это заставило мужчину напрячься. Он не стал долго рассуждать о пропавшем сигнале, поездке в лифте и прочей чепухе, а достал из бардачка связку ключей и пошел к дому.

Кивком поприветствовав дежурного консьержа, Потоцкий уточнил, не выходила ли Марина. Мало ли, засмущалась, что Богдан за ней приедет и решила добраться до работы самостоятельно.

Не выходила.

Приблизившись к двери квартиры, Богдан прислушался. Тишина. Абсолютная, гробовая, ничем не нарушаемая. Он решительно отпер дверь, а затем переступил порог, ожидая увидеть что угодно.

Однако обстановка в коридоре не изменилась. Да и если бы в квартире произошло что-то из ряда вон, то консьерж уж точно был бы в курсе.

Из открытого на кухне окна дул прохладный ветерок, шевеля легкие занавески. Дверь в спальню была открыта, кровать заправлена. Из ванной — ни звука.

— Марина? — позвал Богдан девушку.

Из-за закрытой двери зала донесся тихий шорох. Богдан подошел ближе, опустил ручку, осторожно заглянул в комнату… и замер на пороге, не зная, как поступить.

Марина спала. Лицом к нему, одной рукой прижимая к себе подушку. Несколько непослушных прядей упали на глаза, что, впрочем, девушке никак не мешало.

А еще она была только в нижнем белье, без одеяла или покрывала. Машинально Потоцкий окинул взглядом длинные стройные ноги, по которым лениво прогуливались лучи утреннего солнца, задержался на ягодицах, лишь наполовину скрытых тонким черным кружевом. И смутился, почувствовав себя озабоченным подглядывающим подростком.

Он тихо прошел в спальню, сдернул с кровати покрывало и вернулся в зал, чтобы накинуть тонкую ткань на практически обнаженную фигурку. Чувствуя себя максимально нелепо, вернулся в коридор и осторожно постучал в дверь.

Марина вздрогнула, сонно распахнула глаза и мгновенно села, запутавшись в покрывале. Растерянно посмотрела на него.

— Богдан?

— Доброе утро, — спокойно ответил он. — Без двадцати девять.