Я развел руками:

– Нет…

Я увидел ухмылку на лице Ульянову и понял, что кое-что может относится ко мне:

– Это имя американского астронавта Джейка Гарна, ставшего позже сенатором. Так вот, он стал чемпионом мира по худшей адаптации к космическому пространству. НАСА старается не признаваться в этой истории, но многое что всплывает, особенно среди сообщества профессионалов нашего профиля. Данная неофициальная, естественно, «шкала» – это состояние страшного недомогания и полной некомпетенции, все то, что проявил Гарн в своем полете.

– Но я не так уж некомпетентен, – пытался оправдаться я, чувствуя, как краснею. Сергей прыснул в кулак, увидев мою реакцию. А Марина продолжала как ни в чем ни бывало:

– Надеюсь, Анвар, ты не передешь по этой шкале» больше чем на 0,1 Гарна…

– Ха-ха-ха! – тут уже не выдержал Саркисов, и чуть не получил от меня кулаком по спине. Правда, командир вовремя остановился и стал внимательно смотреть на приборы и мониторы, хотя я был уверен, что его уши локатором направлены в зону нашего разговора.

– В невесомости человек перестает ощущать руки и ноги, и ему кажется, что он все время вверх ногами. А при прилете на Землю астронавтам приходится переучиваться жить: например, они пробуют оставить чашку в воздухе, подсознательно ожидая, что она зависнет в воздухе. Теперь о сне… Не все так просто в условиях микрогравитации. Нужно быть всегда пристегнутым к стене, к кровати, находится в спальном мешке, чтобы тебя не отнесло в сторону и ты не ударился о какие-либо приборы, не сломав не только их, но и свою голову, – подняв палец к потолку, произнесла Марина. – Правда, есть кое-что положительное в этой ситуации: человек в невесомости не храпит и опасность апноэ незначительна.

– Хм, – многозначительно произнес Саркисов и снова уткнулся в приборы. Однако мы все поняли, что это могло означать. Ашоту, видимо, лучше жить в условиях невесомости. Хотя его храп мы до сих пор не слышали, но следует радоваться, что каждая каюта звуконепронициаема и отделена от другой. Создатели галеона учитывали право каждого на собственое «я», а отдельное помещение было тому подтверждение.

– Гигиена – это важный аспект общежития астронавтов, находящихся в замкнутом пространстве и долгое время друг с другом, – говорила Марина. – Мы можем стирать одежду, так как используем техническую воду, которая очищается и вновь подается для пользования в бытовых нуждах. А вот тем астронавтам, которые проживали на орбитальных станциях и в условиях невесомости, приходилось каждые три дня менять одежду, а старую выкидывать, ибо простирать ее не имелось возможности. Вода – это был ограниченный ресурс на всех обитаемых аппаратах, но использовать ее не так уж и просто, если говорить о ваннах или душе. Дело в том, что вода из душа прилипает к телу или летает в виде шариков, что делает невозможным купание; приходилось использовать влажные губки, а волосы мыть шампунем, не требующем ополаскивания. Бриться приходилось машинками с засасывающим устройством, так как волосы могли попасть в глаза, рот астранавтам или забиться в аппаратуру, что могло привести к поломке. Зубы мыть тоже считалось проблемой, поэтому зубную пасту нужно было проглотить, а не выплевывать.

– Мдя-я, – протянул второй раз Ушаков. – Не весело.

– Конечно, особенно, если узнаешь, как сложны были туалетные процедуры… Первые туалеты просто всасывали в себя фекалии и мочу и складировали их в пакеты для последующей утилизации на Земле или выкидывали в открытый космос – для этого часто использовались вакуумные трубки. Сейчас эффективно используются механизмы управлением отходами: аппаратура ферментирует испражнения, высушивает, и мы можем использовать в качестве удобрения в наших оранжереях. Звучит, конечно, не очень приятно, но технологи пытались создать более-менее стабильную экологическую и замкнутую систему на «Радуге» и, естественно, на нашем корабле-макете. Астронавтов учили пользоваться унитазом при помощи видеоаппаратуры, так как в условиях невесомости любая ошибка может стоить больших неприятностей для всех. А мочу фильтруют и подают нам на стол в качестве питьевой воды.