– Откуда знал? Он же только сейчас идет.

– Да, но он идет задом наперед – из будущего в прошлое. То есть предполагается, что он уже прошел по этому пути. Улавливаешь?

– Нет.

– Да я тоже. Он шел и шел. И пел, что сносил бы даже ссоры со своей девушкой, лишь бы она была с ним.

– И что дальше? – заинтересовался Гена.

– Дальше парень зашел в машину. Она стала откатываться назад. Через разбитое стекло влетела девушка, стекло склеилось, стало цельным. Девушка очнулась, стала живой. Это была секунда до аварии.

– Жутко.

– Да.

Оставшиеся две остановки мы молчали. Я разглядывал макушки людей через пыльное стекло.

Пока Гена медленно стягивал с себя куртку, я в пару шагов оказался у него на кухне и уже осматривал конфетницу, как какой-нибудь сладкоежка. Гена появился через минуту.

– Нашел?

– Да, вот две.

Я извлек конфеты.

– Их там больше должно быть.

– Ты их ел – такие конфеты?

– Да. А что?

– Были там загадки?

– Не припомню. Ну, я бы заметил, наверное, да?

Я развернул обе конфеты – обратная сторона фантиков была пуста. Гена взял одну из конфет и засунул в рот.

– А ты отгадал первую загадку?

Я порылся в конфетнице, но больше таких не было.

– Нет, не отгадал.

– Может, это как в игре, – говорил Гена с набитым ртом. – Сначала надо отгадать эту – тебе подсунут следующую.

– Подсунут? – я подозрительно поглядел на него. Наивные глаза навыкате, круглое лицо. Самый простой парень из всех, кого я знаю. Гена.

– Да я шучу.

– Пойдем в магазин?

– Зачем?

– За конфетами.

– Предлагаешь купить все?

– Возьмем полкило.

– А если в них не будет загадок, вернешься и скупишь все?

– Не знаю, – я не хотел думать, хотел совком накладывать в целлофановый пакет конфеты. Так и сделал.

Дома мы с Геной вывалили содержимое пакета на кухонный стол и принялись разворачивать каждую. Все обертки оказались чисты.

– И что теперь будешь делать? – спросил Гена.

– Оставлю конфеты тебе, кушай.

– Спасибо, конечно. Но дались тебе эти загадки?

– Да просто.

– Да просто? Носишься с ними уже не первый день.

Я помолчал немного, а потом вдруг, неожиданно для себя, выложил всё Гене. Про папу и как он шутил, оставляя загадки в обертках. Гена слушал удивленно. Рассказал и о том, что папа пропал девять лет назад. Говорил, а внутри что-то переворачивалось, казалось, что не надо рассказывать. Но я всё говорил и говорил. Пока резко не замолк – будто кончились слова.

Гена после паузы осторожно сказал:

– Илья, а ты не думаешь, что…

– Что?

– Не думаешь, что твой отец жив и…

– Нет.

– Почему? Он ведь пропал без вести, – робко проговорил Гена.

– Бред.

– А кто еще…

– Замолчи, – внутри поднялось какое-то дикое чувство, мне захотелось ударить Гену.

А он сказал:

– Пойдем фугу сочинять, – и вышел из кухни. Вот так вот просто. Я постоял немного, успокаиваясь, а потом тоже пришел в его комнату. Гена уже сидел на табурете за пианино. На полочке он разложил свои рукописные ноты.

– А ты уже сочинил тему?

– Нет.

– Когда будешь?

– Не знаю.

– Я сочинил. Ну, помнишь, я играл тебе? Правда, ты не слушал.

Я посмотрел на сгорбившуюся у пианино полноватую фигуру Гены и мне стало его жалко. Я взял стул и подставил рядом.

– Давай посмотрим. Сыграй, – сказал я, и Гена сразу оживился. Начал наигрывать, сопровождая свою игру сосредоточенным пыхтением. Он закончил и сказал, глядя в ноты:

– Последний звук темы не гармонирует с начальным звуком в следующем голосе.

– Закончи тему на доминанте.

– Точно, – Гена встал из-за пианино, прошел к своему столу, покопался между кучами наваленных тетрадок и учебников, вернулся со стирательной резинкой и карандашом. Стер ноту фа, написал соль. – А ты почему тянешь? Время пролетит, не успеешь сочинить, – нудно заметил Гена. Иногда его рассуждения напоминали таковые заботливой мамаши. Наверное, сказывается то, что Гена вырос без отца. Правда, я, получается, тоже…