– Пока нет, – отозвался он.

– Ясно, забавляешься, значит?

Володька не ответил.

– Ну, давай, давай. Да не сверни шею…

«Все умные такие, лезут, советуют. Без вас разберусь и в себе, и в наших отношениях», – с раздражением подумал он, выезжая из гаража.

Председатель фабричного профкома протянул Володьке лист бумаги.

– Вот, прочтите, на вас жалоба, – сказал он, – пишет жилец из общежития.

Володька взял листок и не сразу понял, о чем речь, а когда дочитал до конца, покраснел от возмущения: Розов писал, что Владимир Тулупов водит в общежитие женщин легкого поведения, пьет и скандалит.

– Звонил Алексей Гаврилович и просил досконально в этом разобраться. Если факты подтвердятся, вас выселят.

– Я с понедельника ухожу в ученический отпуск, когда вернусь, тогда и разбирайтесь. – Володька повернулся и пошел.

– Постойте! – профорг поднялся из-за стола. – Что все же произошло? Жили мирно – и на тебе.

Володька остановился.

– Розов валит с больной головы на здоровую. Это он водит женщин, пьет и скандалит. Я его за это один раз и успокоил.

– Понятно. – Председатель что-то записал на листке этой же жалобы. – Идите.

«Вы меня здесь больше не увидите! – выходя в коридор, подумал Володька. – Уйду сдавать экзамены и подам заявление!..» – От этих мыслей он успокоился.

Но дело этим не кончилось. В конце того же дня, когда Володька уже ставил машину на отведенное место, Лена позвонила ему в гараж. Голос ее был не мягким, как обычно, а официально-холодным.

– Тулупов? – спросила она, вроде не узнав его голоса.

– Да, я, – спокойно ответил Володька.

– Срочно зайдите к директору! – И все – одни гудки.

– Понятно, – вслух сказал Володька, а про себя подумал: «Похоже, что и ей расписали про мои несуществующие похождения…»

– Что с тобой? – забеспокоилась тетя Валя, диспетчер. – Изменился в лице. Случилось что-нибудь?

Володька попытался улыбнуться.

– Да нет, директор вызывает.

– Понятно. – Она подмигнула со светлой улыбкой. – Держись.

Когда он вошел в приемную, Лены не было. Ее помощница возилась у телетайпа.

– Проходи, Тулупов, – пригласила она, даже не взглянув на него. – Алексей Гаврилович тебя ждет.

– Можно? – спросил он, широко распахнув двери.

Бурукин чуть поднял глаза, но промолчал, и Володька остановился посредине кабинета…

– Вызывали?

– Вызывал, Тулупов, вызывал. – Директор уперся локтями в стол, скрестил перед собой руки, но не пригласил Володьку сесть. – В институт, говорят, собрался поступать? – начал он издалека.

– Собираюсь, – не стал вилять Володька.

– Характеристику надо?

– Надо.

– А какую я тебе, Тулупов, характеристику могу дать, если от ведущих специалистов поступают такие вот заявления на тебя? – Бурукин потряс знакомым Володьке листком.

– В этой бумажке сплошное вранье, – твердо заявил он. – Розов свое валит на меня.

Бурукин будто пропустил это утверждение мимо ушей и продолжил:

– Мы приветили тебя, как родного, создали условия для жизни и возможной учебы, а ты чем занимаешься?..

В это время из других дверей, ведущих в комнату отдыха директора, вышла Лена, и у Володьки зашумело в ушах. «Специально так подстроил, или договорились? – скребануло у него по сердцу. – Вот тебе и любовь-морковь».

– Дайте мое заявление! – глухо произнес он, протягивая руку.

– Какое заявление? – не понял его Бурукин.

– Где я ученический прошу, – Володька так и стоял с протянутой рукой.

– Оно в синей папке. – Лена, порывшись в бумагах, подала ему листок. – Вот.

«Ну и ладно, – решил Володька, – так даже лучше. Прав, видно, был Розов, делая грязные намеки. Ишь, как выслуживается перед шефом вместо того, чтобы меня поддержать…» – Он скомкал поданное заявление и сунул в карман.