– А вот и я. – В дверях появилась Лена, в длинном халате, узорчатых тапочках, как-то по-домашнему простая. – Родители ушли, и я тебя угощу. У нас есть марочное вино.

– Да зачем, – запротестовал Володька, – я не голоден. – На самом деле он с обеда ничего не ел.

– Не скромничай. Знаю я, как ты там, в общаге, питаешься. Идем в зал. – Она ухватила его за руку и потянула в другую комнату.

Тот же шик в обстановке, только, занимая весь угол, у книжного шкафа приткнулась настоящая арфа, а за ней, у окна, пианино. На круглом столе, застеленном цветастым покрывалом с бахромой, стояли хрустальные бокалы, широкое блюдо с фруктами и ваза, наполненная конфетами.

Лена достала из бара бутылку вина.

– Открывай, – протягивая к Володьке бутылку, попросила она. – Вот штопор. А я пока апельсины порежу.

По комнате пошел терпкий запах и от разрезанных апельсинов, и от вина в откупоренной бутылке.

Володька молчал, несколько растерявшийся от всего увиденного, разглядывал цилиндрик светло-коричневой пробки с темными штрихами прожилок.

– Значит, ты говоришь, Алексей Гаврилович придираться начал? – вдруг спросила Лена, по-хозяйски расставляя небольшие тарелки.

Вопрос был не к месту, и Володька пожал плечами.

– Утверждать не буду. Нервный он стал какой-то, с холодком разговаривпает. Фолин намекнул мне, что из-за тебя.

Лена глянула с удивлением.

– Даже так! А у меня с ним ничего не было и нет – один флирт. Нравится мне с ним общаться – умный он дядька, не скупой и многое может.

– Ну вот, – ничуть не обиделся Володька, – а я из этого многого ничего не могу.

– Давай сегодня о нем не будем. – Лена откинула на спину густые волосы, взяла бутылку с вином и налила в бокалы.

«Сама же начала, теперь взад пятки», – подумалось Володьке с некоторым раздражением.

– За нас. – Она потянулась к его бокалу. Звон хрусталя едва был слышен даже при тихой музыке.

Лена выпила быстро и отломила дольку шоколада.

– Ты решил с институтом? – поинтересовалась она.

– Решил, пойду на механический.

– Документы сдал?

– Нет еще.

– Смотри не опоздай.

– В понедельник и отвезу…

Вино приятно туманило голову.

– Потанцуем? – Лена встала, прошла в свою комнату и прбавила звук – ритмичная музыка ударила в уши.

– Из меня танцор, как из того медведя, – с некоторым волнением произнес Володька.

– Вот и учись…

Потом Володька не мог доподлинно вспомнить, как получилось, что губы их соединились, и они, в горячем задыхе, упали на диван.

После того памятного вечера Володька был сам не свой. Куда бы он ни шел, ни ехал, непременно думал о Лене. Днем он еще бодрился, держал себя в узде, а к вечеру с нетерпением ждал, когда Бурукин покинет свой кабинет. Тот, будто нарочно, стал задерживаться на фабрике до семи-восьми вечера, и Володька освобождался лишь часам к девяти-десяти. Как на крыльях, летел он в общежитие, в свою комнату, где его ждала Лена.

Володька понимал, что их сложившиеся отношения до добра не доведут и надо что-то предпринимать, приходить к какому-то решению, но не мог в чем-либо убедить себя. Задача стояла жизненно важная: или учиться, создавать надежную платформу для дальнейшего продвижения по жизни, или жениться. Но без квартиры и весомого заработка заводить семью нерезонно, даже пагубно. Из-за этих проблем чаще всего и распадаются браки, страдают дети… К тому же Лена, вероятно, сказала ему неправду насчет Бурукина, и он знал, что эта обида рано или поздно даст о себе знать, перевернет все, и гнал мысли о браке.

– Жениться думаешь? – как-то спросил его Гуртов, заметив, что Володька в спешке не слишком добросовестно помыл машину.