Знакомая Эросу мадам гордо восседала на огромном троне за старинным дубовым столом. Сбоку от неё сидел плюгавенький, мелкокостный мужичонка с козлиной бородкой, с быстрыми и черными, как угольки, глазами и внимательно слушал. Мадам о чем-то ему рассказывала и весело смеялась громовым басом. Эрос сразу в ней признал вчерашнего левиафана и свою душительницу.

Некоторые работники разных учреждений удивительным образом напоминают каких-нибудь животных.

Она его не признала, а когда увидела, в одну секунду смолкла, а потом как заорет:

– Кто это сюда пгопустил?! Да, как же я этих, гадин, всех ненавижу! Лезут и лезут со всех щелей! Таскаются и таскаются сюда со своими спгавками, за своими спгавками. Задушила бы всех этими их спгавками, чтобы не таскались сюда и от габоты не отвлекали!

Эрос решил защищаться.

– Но, помилуйте, матушка, вы, же в социальной сфере работаете, как, же вы…

Левиафан никак не ожидал ответа, поэтому возмущению и последовавшим крикам не было предела:

– Да, как ты смеешь гот (рот) здесь свой откгывать? Ты, смотги, какая сволочь наглая выискалась! Тоже льгот надо или за субсидиями пгитащился? А кукиша с маком не хочешь, лысоноситель засушенный? Вот этого не хочешь?

Глыба, как натуральная самка бегемота, как стремительная бегемотка, резво и резко соскочила со своего насиженного трона и с кулаками двинулась на профессора.

Профессор в одно мгновение вспомнил обо всех своих грехах. Молниеносно раскаялся и мысленно попросил прощения и решил биться за свою жизнь до конца.

– Да, как же? Да, где же у меня лысина? Вы категорически не правы. У меня нет ее!

– Щас гагантию даю, будет. Не пгопадать же моему слову дагом.

– Как вы можете такое говорить, вы же социальный работник? Где ваша совесть?! – визжал бесстрашно профессор, после того как отбежал от гиппопотама, пардон, работника соцзащиты на безопасное расстояние и смог дальше сохранять свою жизнь и здоровье волос на своей голове. Быстро бегая вокруг дубового стола, на безопасном расстоянии он смог продолжить борьбу за справедливость и свободу выкрикивания лозунгов за мир во всём мире. Во время забега Эрос лишний раз удостоверился в истинности библейских слов, которые в страшные минуты всегда приходят на память.

«Можешь ли ты удою вытащить левиафана и верёвкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?

Не успел он вспомнить это, как на ум нахлынуло следующее библейское описание того же объекта.

«Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его»

Мама, караул! Самка бегемота, не отставала. Она тоже боролась за свое право сидеть в своем кабинете в тишине и без назойливых посетителей, изгоняя их от своего кабинета, всеми доступными для этого способами и средствами, потому что только покажи, этим паразитам, слабину, сразу повадятся толпами таскаться и попрошайничать, потом не отвадишь. Ради такого святого дела, можно было и побегать на досуге, что она с успехом и делала. А её приятель, наблюдая за всем происходящим, умирал в это время от смеха.

Эрос почувствовал, что его сил надолго не хватит и решил прекратить забег, прокричав мадам через плечо:

– Вы, что меня, забыли? Я же вчера вас консультировал, вы свою сумочку у меня забыли, а я просто пришел вам её отдать.

– Давай!

И мадам вырвала сумочку из рук профессора. Остановившись и отдышавшись, произнесла басом:

– Пговаливай. И чтобы больше я тебя здесь не видела.

Эрос тут же провалил, по ее слову, быстро выбежав вон из кабинета. Он был довольный и счастливый. Жизнь не окончена, и она продолжается.