– Необходимо изгнать их.

– Своими силами?

– Сначала да.

– Навряд ли это удастся.

– С помощью Аллаха все можно сделать.

– Каким образом?

Магомед, не ответив на вопрос товарища, перевёл разговор, продолжив рассказ о шейхе Ярагском.

– Мы вернулись в Кюринский вилает, когда выпал снег. Почтенный учитель начал проповедовать мне непревзойдённый тарикат – учение о достижении нравственного совершенства, переданного правоверным через уста Пророка. Каждую пятницу мы отправлялись в мечеть, где светлейший шейх читал проповеди, в которых звучал призыв к газавату с неверными.

– Как на это смотрели ставленники хана – уездные старшины?

Газават – религиозная война.

– Как раз об этом я собираюсь говорить, – ответил Магомед. – Так вот, в дни ураза-байрам[21] в маленькое селение, где жил проповедник, прискакал гонец. Он приказал светлейшему шейху немедленно явиться к касумкентскому старосте. Я и несколько муталимов сопровождали учителя. Еще у въезда в большое селение увидели людей с встревоженными лицами. Они пошли с нами к площади, где толпился народ. В стороне от толпы я заметил человека, который важно восседал на коне, покрытом дорогим чепраком[22]. Его окружали вооруженные нукеры[23]. Нетрудно было догадаться, что это худший из ханов, презренный Аслан-бек, которого проклятый Ярмул назначил правителем Кюринского и Казикумухского ханств после изгнания Сурхай-хана. Когда седобородый шейх, опираясь на палку, предстал перед ним, Аслан-бек сказал:

– Ярагский мулла, зачем возмущаешь народ? Против кого призываешь на газават жалкое сборище? Тебе ли, хилому старцу, стоящему одной ногой в могиле, поднимать стадо ослов против несметной силы Белого царя? Ты слеп, как филин днём, слаб, как птенец, жалок, как нищий, тебе нечего терять. За славой, которую ищешь, призывая народ к мятежу, не видишь беду и разорение. Прекрати противозаконные проповеди. В противном случае я вынужден буду арестовать тебя.

Учёный старик с опущенной головой молча до конца выслушал речь хана. Когда Аслан-бек умолк, шейх, подняв голову, сказал:

– Заблуждающийся, легкомысленный повелитель! Я бы советовал тебе одуматься и последовать хорошему примеру твоего предшественника и сородича – храбрейшего хана Сурхая, который не только в своих владениях, но и в Джаро-Белоканском вилаете, как истинный мусульманин, с мечом в руках вместе с ханами Аварии сражался против беспощадного войска жестокого Ярмула.

– В твоих советах я не нуждаюсь. Не хуже тебя знаю, что мне делать, против кого и за что поднимать оружие. Я хочу, чтобы в Казикумухском и Кюринском ханствах всегда были мир и спокойствие. Я, как правоверный, исполняю всё, что подобает исполнять мусульманину, – ответил Аслан-бек.

– Одинокий в мышлении обречён на гибель, – заметил шейх.

Хан ответил:

– У меня есть более достойные советчики, да и сам я мыслю не хуже кого-либо. Понятия «честь» и «совесть» не чужды мне.

– Ты лицемер и лгун! – крикнул шейх, перебивая хана. – Те, кому ты продался, несут нашему народу горе, угнетение, цепи рабства и позор. Твой идолопоклонник – Белый царь – хочет превратить нашу землю в загон, а нас – в скот. Хочет отнять у нас веру, лишить всего, чем славились наши предки. Побойся Аллаха, бесстыжий отступник.

Учитель, откинув голову, обратил взор к небу, указуя перстом ввысь. Хлёсткие слова его пробудили гнев в гордом сердце хана. Рванув коня за уздцы, он приблизился к седовласому шейху и, склонившись с седла, дал ему пощечину.

Магомед продолжал:

– Гул возмущения разнёсся в толпе, но никто не сдвинулся с места. Учитель сник, застыл как вкопанный. Я выхватил кинжал и бросился на хана. Чьи-то сильные руки, схватив сзади, удержали меня. Нукеры вскинули кремневые ружья.