– Хвала Аллаху. Спасибо и тебе, Меседу, – поблагодарил Магомед.
Женщина взяла поднос, пошла к двери. Магомед, глянув вслед, удивлённо вскинул брови. Когда за тётушкой захлопнулась дверь, спросил:
– Что с ней случилось, почему хромает?
Шамиль вздохнул. Помолчав немного, стал рассказывать:
– Как тебе известно, Меседу – младшая сестра моего отца. После смерти родителей жила в нашем доме, нянчила меня, хотя только на шесть лет была старше.
– Да, мы вместе, в один год пошли к сельскому учителю, – подтвердил Магомед.
– Совершенно верно, в тот день и я увязался за ней, помнишь?
– Да, ты так кричал, уцепившись за её платье, что, увидев твои слёзы, муалим Гимбат сжалился, усадил тебя на ковре между мной и ею с условием, что будешь сидеть смирно. Ты сел и, не отрывая глаз от лица учителя, шёпотом повторял: «Алип, би, ти, си, джим», как все ученики. Учитель, глядя на тебя, улыбался всё время.
– Там и началась моя дружба с тобой. Учитель в конце года сказал, что я не отстал от старших учеников в учёбе.
– Удивительно способный и послушный ребёнок, – говорил учитель. Старик ни разу не коснулся тебя пальцем, а нам доставалось от него. Помнишь его кизиловую палку? Строгий был, часто за малейшее невнимание стегал нас то по вытянутой ладони, то по спине и только тебя одного гладил по голове.
– Но ведь я был совсем ребёнок, заучивал буквы, их сочетания, не понимая, как и вы, смысла арабских слов… Но разговор не о нас… За два года Меседу научилась читать Коран. Для девочки это считалось вполне достаточным.
– Но недостаточным для такого книгоглотателя, как ты, – пошутил Магомед.
– А разве тебе было плохо со мной? Не муталимом я был, а слугой твоим, носил воду, убирал келью, обувь твою чистил, заботился о еде, – заметил Шамиль.
– И в учёбе от меня не отставал. Скажи спасибо старому учителю Гимбату, который уговорил твоих родителей отпустить тебя из дому, благо, что Унцукуль недалеко от Гимр.
– Да, я благодарю первого учителя. Но речь не о нас, – перебил Магомеда Шамиль. – Так вот, когда мы отправились в Унцукуль, двенадцатилетнюю Меседу стали сватать за её двоюродного брата Чопана, которого Аллах наделил самым длинным из носов.
– Чопана знаю хорошо.
– Так вот, за этого узденя[16] из состоятельной семьи никто не выдавал замуж своих дочерей – и всё из-за носа. Тогда глава нашего рода остановил выбор на Меседу. Родственница, сирота и к тому же красавица-узденка.
Когда Меседу узнала об этом, она сказала старшему брату – моему отцу: «Не пойду за Чопана ни за что».
Родственники от уговоров перешли к угрозам. Приехав на побывку, я слышал, как отец говорил девушке:
– Меседу, не упрямься, Чопан – лучший джигит в Гимрах. Мы не допустим, чтоб из-за такого пустяка, как нос, один из наших родственников остался неженатым. Нам необходимо умножать наш род назло и на зависть врагам.
– Всё равно не выйду, лучше руки на себя наложу, – ответила моя юная тётушка.
– Я голову твою сорву! – крикнул отец.
Тогда Меседу сняла с гвоздя кижнал, обнажила лезвие и, поднеся брату, сказала:
– На, зарежь, мне легче умереть, чем жить с тем, на кого глаза не глядят.
Братья и дяди решили пойти на обман, сказали, что выдадут её за младшего брата Чопана – красавца Султан-Ахмеда. Меседу дала согласие. Родственники стали готовиться к свадьбе, скрывая истинные намерения. Даже я узнал о коварной лжи только в ночь, когда в тёмную комнату новобрачных вместо Султан-Ахмеда ввели Чопана. Я, возмущённый обманом, бросился к отцу, стал его стыдить, говоря, что так поступать не только жестоко, но и низко. В ответ я получил пощечину – в первый и последний раз в жизни. Но это не была оскорбляющая рука, она не могла пробудить чувство мести в сердце сына. Я ушёл со свадьбы удручённым. На рассвете, когда раскрылся обман, Меседу в отчаянии пыталась выброситься из окна. Чопан удержал её тем, что, схватив нож, собственноручно отсёк часть своего носа. Молодая жена смирилась.