Марфута уже встала во весь свой рост, и шарила по опушке глазами в поисках жениха долгожданного, её чмокнувшего.

На Илью она не обратила никакого внимания, хотя на мгновение короткое глазами его выцепила с точностью.

А вот на Емельяна-Царевича среагировала зело сильно.

– Прынц! – Взревела Марфута, и кинулась со всего росту на спящего. – Мой! Суженый! Поцеловавший! А-а-а-а!

Емельян от рёва и падения на него чего-то или кого-то, этот рёв издающего, тут же про сон забыл напрочь.

Вскочил, прям с Марфутою вместе, на нём висящей, и, дико вращая глазами, замер в полной неподвижности.

– Идёмте. – Опять снизил голос до шёпотка Лесовик. – Сами разберутся.

– Твоя правда, братец. – Отвечал Ветродуй. – В любовных объясненьях чужие уши – одна помеха.

Илью подхватили под руки, и через мгновение он уже стоял в самой гуще Леса, хотя и на всё той же, им бабулечкой пререкомендованной, тропе правой.

– — – — – — – — – — – — – —

Дело не в дороге, которую мы выбираем: то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

О. Генри: «Дороги, которые мы выбираем»

– — – — – — – — – — – — – —

Лесовик и Ветродуй смотрели на Илью с великим любопытством.

– Узнаёшь, Братец? – Поинтересовался Ветродуй.

– А то. – Отвечал Лесовик. – Герой. Давно их к нам не заходило. И, ты глянь, не абы кабы, а настоящий, хотя, прямо скажем, в оченно юных годах.

– Рано начавший больше успеет. – Резонно заметил Ветродуй.

– Ежели, конечно, сдуру не загибнет при первой на то оказии. – Лесовик погладил бородищу. – Надо бы мальчонку отблагодарить. Как-никак, вспомог.

– Обязательно надо. – Кивнул Ветродуй. – Мы правила знаем. Вот только чем?

Оба дедка задумались.

– На добром слове спасибо, – отвечал Илья. – А остальное – не надобно: в дороге груз лишний одна помеха.

– Это уж не тебе решать. – Ветродуй вдруг хлопнул в ладоши. – Придумал я, братец! Пусть имеет такую возможность: нас с тобою в любой момент, ежели чо, на помощь призвать!

– Дельно. – Лесовик улыбнулся в бородищу. – Так и сделаем.

И оба подойдя к Илье вплотную, заглянули парнишке прямо в очи.

Причём, одновременно.

Илью словно подхватил изнутри вихрь какой.

Он и ахнуть не успел, как уже унёсся, вихрем этим влекомый, в неизвестные вышние дали, где чьи-то могучие руки окунули летуна невольного в золотой дождь, который, кстати, шёл не сверху вниз, как положено, а снизу вверх, самым небывалым образом.

Каждая капелька золотого дождя прошла сквозь Ильюху, и каждая же оставила в нём чуть-чуть золотого своего свечения.

– Иди с Миром, паря! – Услышал Илья голос Лесовика. – Мы ещё встретимся.

– Да и не раз. – Добавил Ветродуй. – Ох, и славная жизть намечается! Ох и славная!

Илью опять подхватило силой неведомой, и в себя он пришёл уже, стоя один-одинёшенек среди Леса.

Первым делом Илья вспомнил про стрелу свою любимую, не понять куда улетевшую.

Про остальное мыслей не было.

Такова уж оказалась с юных лет особенность Ильюхина: принимать, аки должное, всё, что с ним случилось-приключилось, и идти дальше.

Но не тут-то было.

На тропу из Леса вышел дёргающейся и подпрыгивающей походкой странного вида человече.

Голый, ежели не считать прикрывающей нижнюю часть тела хитросплетённой из тонких веток ивовых юбки, но, при этом, в железном шлемаке с прорезями для глаз, каковы таскают на головах иноземные вояки.

– Не скажешь ли ты мне, о, юноша, – слабым голосом просипел вышедший, – где это я счас оказался?

– От Мурома-града недалече, от села Карачарова близь. – Отвечал Илья, но дубины своей так из рук и не выпустил, даже наоборот: показал дубину собеседнику, ненавязчиво переложивши из длани в длань.