К устам её, стал тискать, она начала меняться,

Вид мерзкий приняла такой, не выразить словами,

В дух женщины повесившейся сразу превратилась,

Но Ян расхохотался лишь и ей воскликнул дерзко:

– «Побалуемся, хоть и вид имеешь ты премерзкий,

Надеюсь, ничего ниже пупа не изменилось».

Схватив её и, тиская, стал стаскивать одежду,

Намереваясь повалить на пол опочивальни,

Дух яростно сопротивлялся, потеряв надежду

Спасти честь, еле вырвался и убежал из спальни.

Ян звал, но не вернулся дух и так не отозвался,

Врач Инь и слуга Ян спокойно до утра проспали,

А утром, когда солнце встало, выспались и встали,

Сказал монаху Ян, когда вместе с врачом прощался:

– «У вас тут есть красотка, я бы ею насладился,

Ещё я как-нибудь вернусь, мне эту спальню дайте,

Но чтоб со мной тогда никто бы больше не селился,

Я ночку провести хочу с ней, а сейчас прощайте».

Потом рассказывал врач: «Никогда бы не поверил,

Что люди есть, способные другим внушать страх властью

И принуждать духов к сожительству своею страстью,

Пока я на Свирепом Тигре сам то не проверил».

(Великое в малом)

Прямой и раздражительный студент жил Го в уезде,

Раз праздник Середины осени (1) встречал с друзьями,

Зашла о бесах, духах речь, когда все пили вместе,

Сказал он: «Я являюсь самым смелым между вами».

Тогда друзья ему себя проверить предложили,

Ночь в доме провести, где нечисть в темноте шалила,

Он согласился, меч взял, и его в доме закрыли,

Двор травами зарос, повсюду тишина царила.

Темно было, не видно ничего, туман сгустился,

Сидел Го в одиночестве, за домом наблюдая,

В четвёртой страже человек какой-то появился,

Го выхватил меч, к встрече приготовился, вставая.

Тот замахал руками, у Го рот не смог открыться,

Одеревенело тело, в сон впали будто очи,

Когда видишь кошмар, но сердце продолжает биться,

К нему нагнулся человек, сказав: «Вы храбрый очень,

Пришли сюда ведь, подстрекаемый друзьями всеми,

Меня не удивляете вы, и людей я знаю,

Любовь к победам – чувство благородства между теми,

Кто первым хочет быть всегда, на силу уповая.

Раз удостоили меня своим вы посещеньем,

Мне следовало б удовлетворить ваше желанье,

Но ныне праздник и луной семьи всей любованье,

Принять вас запрещают правила мне поведенья.

Ведь вы – чужой мужчина, и во внутренних покоях,

Должны быть только близкие для наших женщин люди.

И если я у нас приму вас, то меня осудят,

Не обессудьте, в другом месте я вам стол накрою.

Так как домой сейчас вам уже поздно возвращаться,

Есть план: хочу просить вас в глиняный кувшин спуститься,

Надеюсь очень, на меня не будите сердиться,

Вина и мяса дам, чтоб можно было развлекаться.

Тотчас явились слуги, Го подняли, опустили

В большой сосуд, и столик там поставили квадратный,

Отверстие кувшина плитой каменной закрыли,

Самим собой всё шло, как не было б невероятно.

Затем Го услыхал смех, разговоры и веселье,

Как видно, женщины, мужчины пили в помещенье,

Затем все стали веселиться как после похмелья,

Нос Го почувствовал в кувшине запах угощенья.

На ощупь шарил он, нашёл тарелки, чайник винный,

Две палочки и чарку, снедь, другое угощенье,

Стал жадно есть и пить, насытился до опьяненья.

Вдруг песню услышал, дитя пел голосом невинным.

Ребёнок спел, мелодию красивой насладился

Го в темноте. Вдруг постучал в кувшин негромко кто-то,

Сказав: «Развлечь велел хозяин гостя, спеть чего-то,

Вы уж простите, что не с нами». Го аж удивился.

Прошло уж много времени, опять тут постучали,

Кто-то сказал: «Меня вы, господин Го, не вините.

Перепились все, выпустить вас сил нет, потерпите,

Пока друзья ваши придут, чтоб камень сей подняли».

Умолк он. Гробовая тишина вдруг наступила,