– Отражать свет в бесконечность? – даже в полной темноте было видно как Агафья Тихоновна широко открыла глаза.

– Да, да, да! И значит, наша задача – собрать все до единого осколки, но не для постройки новых старых стен, а для строительства ровного, гладкого и, следовательно – правдивого и всего лишь ОДНОГО зеркала, которое отныне и будет нашим домом. Отныне – мы с вами странники этой зеркальной поверхности, странники, чьей крышей является одно лишь небо, а стенами – весь мир.

– А сможет ли эта поверхность укрыть нас от непогоды так, как это делали бывшие стены? – Агафья Тихоновна кивнула на зеркальные осколки.

– Нет, – Артак крикнул так громко, что зеркало в его лапе завибрировало, сначала тонко, потом гуще, нарастая, – непогода отныне – наша стихия, и более того – она – наша единственная стихия. И нет нам никакой нужды от неё укрываться, ибо она – и есть мы, она – есть наша суть. Бунтарство ради порядка… Укрыться от себя? Стоит ли? Нужно ли?

– Мы слились с вечным?

– Мы создали его.

– А то, что было до нас? До нашего созидания?

– И это были мы.

– Единое сознание?

– Тоже мы.

– Единое?

– Одно-единственное, цельное и нерушимое.

– И это не сумасшествие?

– Выражение единого сознания и его трактовка, его интерпретация – одним словом, человек – конечно, может считаться безумным, по безоговорочному праву большинства, ибо это право незыблемо в человеческом обществе, но только у этого самого большинства. У большинства, которое само определило себя нормальным, понимаете? Ведь, когда дело касается человека, ещё никто не смог определить это понятие – понятие нормы. Никто не смог определить и никто никогда не сможет его определить. Потому как нет его, нет этого понятия, да и быть не может. Для того чтобы определить внутреннее надо быть глубоко снаружи. Для того чтобы увидеть правду – необходимо стать вне её, необходимо покинуть её – следовательно, необходимо стать ложью. И поэтому так необходимо в любом из существующих миров наличие и того и другого, ибо одно бессмысленно без своей противоположности, бессмысленно и даже противно. Вся природная правда теряет свой высший смысл в отсутствии лжи, – Артак мягко отпустил акулий плавник, – так что абсолютно всё, что существует в природе – нормально. Всё что существует – норма. И только человеческое общество считает что норма – это качества, присущие большинству его членов. Однако, это не норма. Это голосование. И при таком голосовании все остальные качества, могущие быть полезными, и более того – полезными этому самому обществу, считаются отличными от нормы, то есть ненормальными. И всё. Точка. В любом обществе принято так считать, и принято так считать, к слову будет сказано, этим самым большинством, – дракон ещё раз заливисто рассмеялся, – и знаете что я вам скажу по этому поводу? – не дожидаясь ответа, он быстро продолжил:

– Бойтесь большинства, как огня. Даже более того – как только вы отнесете себя к большинству, к любому большинству – знайте – с вами уже что-то не так. Большинство, как бы оно ни выглядело изнутри этого самого большинства, или снаружи него – всегда ошибается. Но ошибаясь, оно, к моему большому сожалению, продолжает диктовать правила этой игры, называемой жизнью, и к моему большому счастью – диктует лишь в той её части, где игра – всего лишь игра. Большинство диктует всем – и себе, и незаметному в его тени меньшинству. Большинство диктует правила, которые каждый может принять, опутав себя ими как лианами, ограничивающими свои собственные действия; или отказаться принимать, легко разорвав этим своим отказом стягивающие их движения веревки. И отказавшись, стать, хоть на самую малость, но более свободными. Кстати, впоследствии, только эти отказники смогут назвать игру жизнью – полной и всеохватывающей. Ибо лианы уже не сковывают рук играющих, но всё-таки продолжают висеть на их руках, как вожжи, – Артак замолк на мгновение, – а вожжи, как известно, даны кучеру для того чтобы лошадь избрала нужное ему направление. И общественная лошадь послушно семенит по избранной кучером дороге, иногда переходя на аллюр или галоп, опять-таки, по желанию возницы. И направление самой дороги, как и правила дорожного движения – а значит, и правила самой жизни определяет и устанавливает тот, кто распутался; тот, кто свободен от марионеточного мышления; тот, кто может танцевать не боясь падения; тот, кто продолжает держать веревки, спутывающие пляшущих в своём беге лошадей уже в своих руках, и более того – диктующих им эту пляску. И эти люди как раз и есть то меньшинство, которое отказалось принимать правила игры, общие для всех, отказалось принимать и поддерживать мысли и действия большинства.