– Фарелл. Алпин Фарелл, шеф-искатель, – перебил Серый и протянул раскрытую ладонь для рукопожатия.

Терри растерялся. Он не то что не рассчитывал поговорить с самим шефом, а даже собирался просить своего «знакомого искателя» утаить от начальства его визит.

– А почему король справлялся о вашем здоровье, господин Фарелл? – ляпнул он первое, что пришло в голову.

Фарелл наклонил голову и глянул на Терри искоса.

– Непр-равильный вопр-рос. Я отвечаю на такие вопросы, – он прервался для того, чтобы вытащить из кармана часы, открыл крышку и тут же закрыл, – лишь до трех часов пополудни. А вы, господин Риамен, пришли затемно. После заката наступает время для других бесед… я бы даже сказал, приватных.

Терри не был уверен, что он пришел к искателям, чтобы искать приватности. Как-никак, бордели находились на другой улице. Но он растерялся и не успел придумать достаточно остроумный ответ. Шеф-искатель вроде и деликатно, но при этом твердо положил ладонь ему между лопаток и повел мимо письменных столов. В лабиринте письменных столов, ящиков с бумагами и стопок перевязанных газет он чувствовал себя как рыба в воде. Терри оставалось только внимательно следить за тем, чтобы не налететь с размаху на угол или не опрокинуть мусорную урну, набитую рваными и скомканными листами.

– Мой кабинет, – с гордостью объявил Алпин Фарелл, указывая на клетушку с отдельной дверью, которая едва-едва превосходила размерами платяной шкаф в поместье Риамен. Терри вежливо похвалил обстановку, а затем огляделся, чтобы найти повод для более искреннего комплимента. В помещении царил почти хирургический порядок. После хаоса общего зала здесь было даже уютно. Спокойно. В углу нашлось место для высоких кабинетных часов с маятником. Очень дорогих.

– Работа господина Канерва? – спросил Терри, любуясь искусной резьбой. – Узнаю руку мастера! Это подарок или вы сами приобрели их?

– Цените антиквариат? – равнодушно спросил Фарелл, усаживаясь в свое кресло и открывая блокнот для записей. – Необычное увлечение для молодого аристократа. Я полагал, они все гонятся за славой и званием. А вы?

Длинная стрелка только недавно миновала вершину циферблата. Терри закрыл глаза, прислушиваясь к едва слышным щелчкам механизма. Некстати подумалось, что, приди он раньше, услышал бы, какую мелодию спрятал внутри легендарный мастер. Знающие люди говорили, он никогда не делал часы с одинаковым боем.

– У нас были такие. Дедушке сам господин Канерва подарил. Я любил их, когда был ребенком, и не думал… что однажды пойму, как мне их не хватает. Ваши часы напомнили мне о доме, которого у меня больше нет.

Фарелл почесал правую бровь колпачком вечного пера.

– Вы угадали. Это подарок. Я еще сам не разобрался, нравятся ли они мне или раздражают. Бьют так, что все мысли из головы вылетают, зато мои охламоны стали чай по часам пить, а не как придется. Я человек в высшей степени прагматичный, господин Риамен. Вещи и люди служат мне лишь до тех пор, пока пользы от них получается больше, чем вреда.

Он указал Терри на стул. Постучал самопиской по столешнице, нарисовал загогулину в уголке листа, чтобы проверить чернила. Несмотря на громкое название, на самом деле эти перья были не такими уж «вечными».

– Вам удалось поговорить с матерью?

– Нет.

– Вот как? Почему?

– Она не захотела говорить, – спокойно отозвался Терри. Не зная, куда деть руки, он переплел пальцы в замок.

– Вам не кажется это странным? Я видел много судебных заседаний, но никогда еще обвиняемый не сохранял такое хладнокровие от начала и до конца, как госпожа Риамен.

– Я не видел, как судят других, – медленно проговорил Терри, не отрывая взгляда от собственных рук. – Но могу сказать, что моя мать вела себя… как подобает в ее положении. Или вы считаете, ей следовало заламывать руки и рыдать, умоляя о пощаде? На глазах короля, которого она предала? Сомневаюсь, что моя мать на это способна.