Раввин учит, как заставить обратить на себя внимание и говорить на понятийном языке глуповатого пока молодого «избранного», а если этого понятийного языка нет, то как заставить самих же гоев по простоте души своей изобрести его для жаждущих иметь его. Лихо, раввин!

Из предварительных выводов могу сделать пока следующий: Адин Штейнзальц не очень скрывает своё великодержавное нутро. Он созвучен с программой из «Сионских протоколов». А если его характеризовать по основоположнику психоанализа Зигмунду Фрейду, то его невротические отклонения переступают определённые границы и дальше начинается уже иное состояние.

А что же представлял собой Зигмунд Фрейд, согласно последней его работе, которую напечатал, когда бояться ему было уже нечего и некого и из-за своей болезни он жаждал смерти?

Итак. Публикация статьи «Моисей – египтянин» – пробный камень для проверки реакции общества на эту тему. Главный вопрос: был ли Моисей евреем или египтянином? Фрейд приходит к мысли, что «лучше воздержаться от любых последующих выводов из представления Моисея египтянином». Напрашивается вопрос: зачем было говорить о своих предположениях в середине тридцатых годов, когда было достаточно смутное время для Европы и еврейства?

«Если Моисей был египтянином…» – вторая статья, в которой в 1937 году Фрейд предпринимает штурм Моисея, заведомо зная, что вся работа не будет опубликована сразу.

У Фрейда еврейские племена представляются как толпа «пришлых, культурно отсталых чужеземцев», а Моисей – как обладатель совершенных знаний египетских фараонов. И в то же время у еврейских племён «неприступный монотеизм», а у египетской религии – «едва обозримое множество божеств различного достоинства».

Напрашивается вопрос: из каких источников появился неприступный монотеизм у культурно отставших племён?

Первый вывод второго изложения истории Моисея говорит о том, что еврейская религия не есть религия Моисея.

Фрейду необходимо связать убийцу Моисея с его религией, его египетским происхождением и еврейским народом, чтобы объяснить, каким образом отсталый народ стал обладателем сокровенных знаний египетских фараонов, которые являлись условием обладания власти и силы фараоном и передавались из уст в уста держателями власти.

Между строк Фрейд допускает мысль, что монотеизм позаимствован у отсталых племён как всплывшее старое в памяти. Это он делает мимолётом, не акцентируя, просто напоминая, что религия Моисея знакома сформированной еврейским жречеством спустя примерно 800 лет после исхода.

По библейскому тексту Моисей был гневливым и вспыльчивым человеком. Фрейд говорит: «Поскольку такие качества не служат прославлению, они могли соответствовать исторической истине».

Собственно говоря, происхождению Моисея можно было придумать более интересную версию.

Второй Моисей представляет другого бога, грубого, бездушного местного бога, жестокого и кровожадного – зять медиотянина, который… Зачем такой путаный рассказ? Не уловка ли Фрейда, чтобы удержать детективным сюжетом внимание читателя? Мы имеем дело с психиатром и психологом, который посвятил загадкам психики всю жизнь. А это не слишком сложная загадка.

И загадка эта заключается в том, что досужий читатель захочет распутать этот клубок, разложить всё по полкам и понять, зачем же всё это. Пока читатель будет делать это, он настроится на язык, стиль и, дойдя до главного, будет готов воспринять его – установки, ради которых и написана эта книга. Установок много, но вот одна из них: «Насколько нам удалось понять, в Египте монотеизм вырос как побочный продукт империализма, бог был отражением фараона, неограниченно управляющего огромной мировой державой. Не были ли политические обстоятельства евреев в высшей степени неблагоприятны для дальнейшего движения от идеи бога обособленного народа к идее универсального вседержителя, и по какой-то причине эта крошечная и немощная нация дерзнула выдавать себя за привилегированного любимца великого властителя?» Вероятно, идея «вседержителя» слишком пришлась народу по душе. Думаю, Фрейд правильно сделал этот вывод.