Наш двор был наполнен солнечным светом, будто бы весь мир погрузился в жаркий день. Я всегда чувствовала себя защищённой в этих стенах, здесь, где каждая трещинка на земле, каждый уголок были мне знакомы с детства. Здесь, в этом закрытом пространстве, где реальность словно ограничивалась высокими заборами, я могла быть собой, настоящей, не скрываясь за привычной маской.

Он всегда защищал меня. Его присутствие было как щит, который оберегал от внешнего мира, от его жестокости и лжи. Даже в самых тёмных моментах я знала, что стоит лишь шагнуть к нему, и он окружит меня своей заботой. Мы шли рядом, и я чувствовала, как его рука чуть сильнее сжала моё плечо – почти незаметно, но с той отцовской твёрдостью, которая всегда давала понять: он здесь, рядом, и я не одна.

– Мне нужны новые связи, – начал папа, – И я хотел бы попросить тебя снова съездить в Лос-Анджелес. Тот человек меня предал. Тебе это я доверяю больше всех, – пояснил мне он.

– Когда мне нужно там быть и с кем встретиться? – поинтересовалась я.

– Вечером будет готов наш самолёт, – я кивнула, – Поэтому через час зайди ко мне, шоколадка, – меня заставило это посмеяться, – Люблю тебя, доченька.

Сколько я себя помню, он всегда называл меня шоколадкой. Не потому что у меня был какой-то особенный оттенок кожи или что-то в этом роде – нет, это было связано с другим, гораздо более личным, глубоким. Это прозвище словно заключало в себе тепло его любви и ту особенную нежность, которую он испытывал ко мне. Это было как секретное имя, понятное только нам двоим, словно шифр, скрывающий под собой наши истинные чувства и взаимную привязанность.

Я была его копией, словно отражение в зеркале, которое не меняется с годами. Шатенка, такая же, как он, с густыми волосами, которые всегда падали на лицо, когда я наклонялась вперёд, и карими глазами, в которых, как мне казалось, можно было увидеть весь мир. В темноте они казались почти чёрными, как бездонная ночь, скрывающая в себе тайны и страхи. Но стоило солнцу коснуться их, как они начинали переливаться золотом, будто в них скрывались крошечные искры света, оживляющие мой взгляд.

– И я тебя, папуль, – я прижалась к груди мужчины вдыхая аромат табака и виски.

Когда отец вернулся в свой кабинет, я почувствовала, как за дверью раздаётся звук шагов, словно отголосок его власти и уверенности, которые всегда были с ним. В этой тишине, что окутала дом, мне стало немного не по себе. Я взяла себя в руки и, собравшись с мыслями, позвала одного из наших телохранителей. Я знала, что он будет рядом, как тень, обеспечивая мне безопасность и защиту. Надеюсь.

– Что вы хотели, мисс Канаверо? – поинтересовался телохранитель.

– Тебе платят за присмотр, – нагрубила я, – Где же ты тогда лазишь?

Вернувшись в свою комнату, я почувствовала, как вокруг меня снова замкнулось привычное пространство, полное тишины и комфорта. Я разложила нужный мне наряд на кровати и направилась в ванную.

Внутри меня нарастало раздражение. Как же можно быть таким тупым? Я просила о присмотре, а не о том, чтобы он следил за каждым моим шагом, даже когда я пытаюсь побыть наедине с собой. Я просто хотела немного уединения, покоя, чтобы подготовиться к вечеру и отдохнуть от всего, что накапливалось внутри.

Когда я резко остановилась у двери ванной, он, похоже, не успел среагировать. Мужчина врезался в меня и теперь его тело прижалось к моему. Я ощутила резкое тепло от его присутствия, его дыхание и напряжение, словно вдруг оказалась в каком-то неловком моменте. Он моментально отстранился, саркастично извиняясь.