Отец стискивает зубы. На его щеках проступают багровые пятна, и он с яростью смотрит на Глеба, словно я сказала что-то плохое.

Почему он так отреагировал на мои слова?

Я испуганно смотрю на отца, не понимая, что так сильно разозлило его. Он никогда раньше не выглядел таким сердитым, а сейчас стискивает зубы, и я аж икаю от испуга.

— Папа, ничего страшного не случилось. Глеб вступился за меня и объяснил парню, что тот обознался.

— Не оправдывайся! — хмурым взглядом останавливает меня отец. Он кладёт приборы на стол и пристально смотрит на Глеба: — Ты не говорил мне ничего об этом парне.

— Да много ли всяких идиотов на улицах, которые в пьяном угаре принимают одних людей за других? — отвечает Глеб, но я чувствую, как сильно он переживает.

— Вроде бы он не был пьян, — пищу себе под нос и понимаю, что зря сделала это.

Не следовало подливать ещё больше масла в огонь. И так до настоящего пожара недалеко. Не хотелось бы мне, чтобы теперь Глеб как-то пострадал из-за моей глупости.

— Поговорим у меня в кабинете, — сквозь зубы говорит отец, смотрит на Глеба и встаёт из-за стола.

Мужчины уходят, а я всхлипываю и скрещиваю руки на груди. Теперь уже мне тоже не хочется есть, потому что я боюсь, что отец отчитывает Глеба, и тот решит бросить меня.

— Не переживай, Кариночка, твой папа быстро отойдёт. Он слишком сильно переживает за тебя, ведь один растил дочь, но не беспокойся, всё будет хорошо. Вряд ли он станет сильно отчитывать Глеба, просто поговорит с ним, чтобы был осторожнее.

Я киваю, понимая, что всё так и есть… наверное.

Вот только сердце всё равно не на месте. Почему мои слова настолько сильно расстроили отца? Что-то подсказывало, что Глеб не расскажет мне содержимое их разговора, поэтому решаю пойти и послушать, о чём они будут говорить. Клавдия Михайловна как раз выходит на улицу, и я пользуюсь моментом — на цыпочках иду к кабинету.

Из-за закрытой двери доносятся лишь повышенные тона, что напрягает меня ещё сильнее. Подслушивать нехорошо, но у меня нет выбора. Вряд ли кто-то захочет откровенничать со мной «после». Подхожу ближе на носочках и прилипаю к дверному полотну ухом.

— Я тебе говорил следить за ней и докладывать о каждом шаге, а вместо этого ты втыкаешь нож в спину и решаешь умолчать о таком значимом? Я ведь просил тебя не увлекаться сильно, Глеб, потому что это имеет огромное значение для всех нас!

На глаза наворачиваются слёзы. Это отец попросил Глеба встречаться со мной? Я прикладываю ладонь ко рту, чтобы не издать ни единого звука, а так хочется зарыдать в голос, распахнуть дверь и сказать Глебу прямо в глаза, что между нами всё кончено.

— Я прекрасно помню основную задачу, возложенную на мои плечи. Простите, что не посчитал важным рассказать об этой детали. Я не думал, что это способно заинтересовать вас. Впредь буду внимательнее.

Я для Глеба всего лишь разменная монета? Он согласился встречаться со мной только потому, что отец приказал следить? Вот в чём дело? Или Глеб воспользовался ситуацией, и я симпатична ему?

Тело обмякает, и мне нужно поскорее присесть.

Наверное, я услышала уже более чем достаточно, поэтому я возвращаюсь в столовую и сажусь на своё место. В горле встаёт ком, но сейчас туда не полезет даже глоток воды. Мне хочется получить ответы на вспыхнувшие в сознании вопросы, но ничего нет. Совершенно ничего.

Неприятный осадок разрастается в душе всё сильнее, заползает в самые дальние уголки и наполняет их.

Глеб с папой возвращаются, и теперь я боюсь, что они узнают о моей вылазке. Я натягиваю улыбку и перебираю в тарелке овощи.

— Карина, я вынужден всё-таки попрощаться с тобой сегодня. Возникли неотложные дела, и мне придётся уехать. Мы встретимся в другой день. Отдыхай сегодня, — говорит Глеб и целует меня в висок, но слишком сухо.