Когда, спустя месяц, госпожа Китаогитсуми вернулась домой, муж, после обмена взаимными неотложными комплиментами и приветствиями по поводу встречи, обратил ее внимание на странную деталь:
– Представляешь, какие необычные письма я получил на твое имя из Парижа во время твоего отсутствия? Почти в два килограмма весом! Посмотри сама.
Она открыла наугад первый конверт и тут же поняла, твердо заявив:
– Я не буду их читать, дорогой. И, не откладывая, все тебе расскажу. Тем более, что я ни в чем не виновата. Я хочу, чтобы ты знал, что во время моего трехдневного пребывания в Париже меня постоянно осаждал какой-то ненормальный, который настолько влюбился в меня, что я не нашла другого спасения, кроме бегства. Пожалуйста, отправь обратно этот поток страсти, сопроводив его строгим выговором, которого он заслуживает.
– Что, серьезно? А как его зовут?
– Ха! Только не упади! Паскаль Лоренс.
– Известный писатель?
– Он самый.
– Боже мой!
– Я то же самое думала, что и ты.
– Что было между вами?
– О! Ничего особенного. В конце третьего дня он выманил у меня поцелуйчик и этим заставил меня бежать. Этот ненормальный заставил меня сменить отель, и из-за него у меня был испорчен последний день в Париже.
– Вот умная жена.
– На твое счастье! Свяжи упаковку и – хей! Обратной дорогой во Францию. Авиапочтой.
Катаогитсуми не был импульсивным человеком. Прежде, чем что-то сделать, он обдумывал это. Профессор по западным языкам, он был искусным грамматистом, рафинированным дилетантом и охотно демонстрировал искреннее восхищение Паскалем Лоренсом. Ему ситуация не показалась такой простой. Подумать только! Два килограмма сочинений Лоренса, оригинальных, написанных его рукой… Здесь! На столе.
Осторожно, очень бережно он высунул второе письмо, осмотрел его спереди, сзади. Открыл конверт. «Гром небесный! Оригинальное стихотворение!»
Он долго насвистывал – чуть слышно. Про себя перечитывал, медленно, ритмично, качая в такт головой… как вдруг очнулся, и вскочил:
– Нэнси! А что произошло под кустами? А на корабле?
– Ничего, дорогой. Ничего. Могу поклясться. Разве что в его голове.
– А что тут говорится про губы?
– Ну же! Не настаивай. Я уже сама сказала тебе. Будь снисходительнее. Давай больше не будем говорить об этом.
Смятение в его мозгу было велико. Окончательное решение он предпочел отложить на потом.
Три последующих дня он изучал сокровище, с почти религиозным трепетом. Всякий раз испытывая восторг. Разумеется, это были самые настоящие произведения Лоренса. Вдохновение его было высоким и многогранным. То оно растекалось по страницам идиллической поэзией, то резко напрягалось, словно от взрыва вулкана, то оба аспекта перемешивались по воле фантазии, присущей только высокому стилю. Часто Китаогитсуми не мог сдерживать молчание. Своей жене, очень обеспокоенной, но не терявшей самообладания, он не мог не процитировать:
– … твоя осиная талия…
– Банально.
– Волосы цвета черного дерева.
– Сухо.
– Послушай! … журчащий ручей твоих коралловых губ… Ручей! Какая тонкая аллегория…
– Хм!
После недели раздумий (во время которой пришло двадцать семь новых страниц) Китаогитсуми, мучимый противоречивыми чувствами, не смог сдержать своего внутреннего желания.
– Жена. Я считаю, что ты должна ответить.
– У тебя с головой плохо?
– Нет. Вовсе нет. На самом деле, я убежден, что как цивилизованные люди мы не можем препятствовать этим литературным излияниям.