И он почти нашёл… Думал, что нашёл, когда на изломе дюн его утомлённый созерцанием мёртвых теней взгляд задержался на искрящихся под полуденным светом песчинках: издали их сияние походило на блики гладкого металла остроконечной формы. У Ихсана закружилась голова от восторженного предвкушения – такой волнующий момент: а вдруг та самая звезда, вожделенный плод его вековых поисков, нашла приют на гребне песчаной дюны? Он устремился вперёд, превозмогая волнение, а тут, как назло, разгулялся ветер, поднимая золотую пыль, он застил глаза, и предмет ускользал из виду, но затем появлялся вновь.

Ихсан подошёл уже совсем близко, когда разбушевавшиеся пески вытолкнули на поверхность гребня блестящую вещицу, затем швырнули её прямо на раскрытую ладонь Ихсана.

На мгновение старец опечалился – ведь это была не звезда, да и не могла звезда быть размером с ладонь, даже будучи тенью.

А кисть могла. Находкой была кисть, какой художники пишут картины. Ихсан присмотрелся к находке и понял вдруг, что рано предался унынию. Несмотря на продолжительное пребывание в песках, кисть выглядела безупречно чистой, более того, её ворсинки сияли чистейшим золотом. Но подлинная ценность находки для ищущего сердца старца заключалась в схожести природы её сияния с блеском далёкой утраченной звезды – их будто бы коснулся единый благодатный источник, навеки запечатлённый в окружающем их ореоле.

Ихсан догадывался, кому могла принадлежать Кисть, так как, в отличие от своих братьев, читал в Книге Света не главы, а заметки на полях, что оставила неизвестная прорицательница: заметки, посвященные её утраченной любви к Камаэлю, художнику, свалившемуся с неба, чтобы обрести крылья и отворить врата для нисхождения убийственного света. Сомнений не оставалось – то была его Кисть. И теперь, слушая вполуха совещавшихся братьев, он прятал её под плащом, всё ещё не решив, что следует делать с нечаянной находкой.

А братья меж тем решали своё: как лучше использовать имевшееся в запасе время.

– Уничтожим Героя, пока он не собрал армию и не достиг поля лотосов! – решительно произнёс Аббас, и под каменной коркой его лица проступали трещины, отвечая движению лицевых мышц.

Джаббар сквозь облако дыма, выпускаемого трубкой, сделал рукой останавливающий жест.

– Радикально и трудновыполнимо. Тебе не хуже меня известно, что никто из мира теней не в состоянии и свечной фитилёк погасить в Пангее.

– Никто, кроме Странника.

– Камаэль, Странник – не убийца. Это первое. Во-вторых, Герой пригодится нам здесь. Мы отправим за ним Странника. Он приведет Героя, а мы свидетельствуем его тень.

При этих словах в сжатом кулаке Джаббара обозначились полупрозрачные нити, отходящие от костяных чёток. Когда он обмотал их вокруг запястья, получился повод.

– Что скажешь? – неожиданно Джаббар обратился к молчаливому Ихсану.

– Ты собираешься надеть на Героя ошейник? – спросил тот, отвлекшись от своих дум.

– Иначе никак. Его сила нуждается в контроле. И Странника пора испытать в деле. Засиделся наш тёмный ангел…

– Позволь, я поговорю с ним! – вызвался Аббас. Его ладони в затвердевших от ожогов солнца рубцах непроизвольно сжались в кулаки.

Искоса поглядывая на руки среднего брата, глава старейшин сказал:

– Ихсан потолкует с Камаэлем. Или же… им обоим найдётся о чём помолчать.

Ихсан тут же вскочил как ошпаренный – нет, мчать стремглав посреди ночи выполнять наказ Джаббара в его намерения не входило, просто спрятанная под плащом Кисть внезапно обожгла бедро, вероятно… Или показалось… Так или иначе, задерживаться у костра он долее не собирался.