Серый знал «хороших мальчиков» Флинта – они качались в Спорткомплексе и заседали в коммерческом ресторане «Шахерезада», принадлежавшем все тому же Флинту. Дрон, Комок, Рифат-очки, Пух и прочие «центровые». Серый ещё знал, что, в отличие от ментов, они не будут вести разговоры в кабинете и не ограничатся подзатыльником. Скорее всего, выбьют зубы, сломают руку или ногу и бросят в карьере за заправкой. Добирайся до города, как хочешь, лечись, выживай – и делай выводы. Или не делай. Но тогда в следующий раз тебя просто убьют.

Поэтому Серый и сидел на скамейке, гладил пальцем натеки краски на буквах «С+Н», а не шёл к Татьяне Дмитриевне.

Не шёл. Сидел. И надеялся. «Надежда – мой компас земной». Была в прошлой жизни такая песня. Теперь поют другое – про «два кусочека колбаски», «вишнёвую девятку» и «амэрикан боя». У Флинтова сынули девятка как раз вишнёвая. Прямо из песни. Но он предпочитает отцовский джип «Ниссан». Про джип песни нет, есть поговорка «Лучше с братками на «Гелике», чем с пацанами на велике», да и Сынуля ставит в основном иностранную музыку, Кайли Миноуг или «Эйс оф Бейс» – «Оу, началось…»

Прошло минут двадцать или чуть больше. Серый выбросил четвертую или пятую по счету сигарету и понял, что накурился до тошноты. Он готов был сидеть здесь, под тополями у гаражей, и час, и два, и хоть сутки – лишь бы увидеть Клюкву. Увидеть одну, без Сынули, без «мальчиков».

Без никого.

Увидеть, окликнуть, подойти. Поздороваться. Улыбнуться. И чтобы она улыбнулась в ответ. Тогда там, где сердце, сразу станет тепло. И небо как будто приподнимется, и ветер стихнет. И можно будет постоять чуть-чуть, хотя бы пару минут, греясь…

– Привет!

Девичий голос долетел, словно записочка на уроке. Серый вздрогнул, вскинул голову. Сердце дало перебой и зачастило, как шарик для пинг-понга по ракетке.

Но это была не Клюква. У подъезда стояла и улыбалась, по привычке чуть склонив голову набок и глядя сквозь крашеную чёлку, Лёнька.

Ну, зовут её, понятно, не так, а вполне себе Ленка, а целиком – Елена Леонидовна Костромина, но как-то пошло, ещё в классе пятом: «Ленка Лёнькивна», а потом и просто – Лёнька.

Нормальная тёлка, но странная какая-то. Как птица с перебитым крылом. Лёнька даже прихрамывала, вроде она в детстве, в секции по гимнастике, с коленкой что-то сделала. Из-за этого шаг у неё получился заметный – ноги по одной линии, словно лисица идёт через заснеженное поле. И вообще Лёнька на лису похожа – худая, чёлка эта рыжая, улыбка и зубки мелкие, острые.

А ещё она была подружкой Клюквы. Они раньше, до всего ещё, вместе всегда ходили. На танцы там, в кино и вообще.

Сейчас дружбы особой, наверное, не осталось, но Серый видел их вместе несколько раз – в центре, в магазинах. И в «Шахерезаде» с «мальчиками» Флинта.

– А, это ты… – сказал Серый и машинально полез за сигаретами. Привык уже за час на этой скамейке. – Привет.

– Давно не виделись, – сказал Лёнька и подошла. В руках у неё была по сумке с продуктами. Сумки старые, стиранные – явно родительские.

Серый подвинулся, давая место на скамейке поставить сумки.

– Дела всякие, – уклончиво ответил он.

Лёнька присела на краешек, вытянула ноги, заложила одну за другую, как будто на пляже.

– Ты с работы что ли? – спросил Серый. Лёнька работала в городской библиотеке № 7. «За чай», как она говорила с грустным смешком.

– Ага, – Лёнька смахнула чёлку, закинула голову, посмотрела на облака. – Дождь будет. А ты к Надюхе?

Серый повертел в пальцах незажжённую сигарету, тупо глядя на оббитые носки кроссовок.

– Она вчера заходила, – словно бы не замечая состояния Серого, продолжила Лёнька. – Матери вещи привезла – кофточку итальянскую, сумку. Краску для волос. Красное дерево, сейчас модно. Видел?