Зарево упало на крону яблони и так слилось с нею, что не было понятно, держат многочисленные подпорки под ветвями приплод или сгибаются под тяжестью зарева, вспыхнувшего ещё в пору цветения сада, похожего теперь на большое призрачное ярко- красное яблоко – в величину всей кроны.

Такой увиделась картина моего земляка художника Гавриила Ващенко «Чернобыльские яблоки»… Поздние яблоки – сказ о людях, оставшихся наедине с бедою, о их неутолимой горечи о потерянном саде…

…Погруженная в свои воспоминания, Тарасиха очнулась и подняла голову, оторвалась от грядки и вслух произнесла: «Зовет что ли кто-то или померещилось?» Прислушалась… Тихо. Решила, что померещилось, с опаской оглянулась по сторонам, перекрестилась и снова припала к грядкам. Набожной Тарасиха не была с юных лет, да и на старости не часто поднимала свои очи к Небу, не искала Там ответов на свои полынь-вопросы. Крестным знамением осеняла себя скорее из суеверного страха, да еще потому, что помнила святые обычаи своей бабки.

Снова послышался стук и более громкий – молодой женский – голос: «Есть здесь кто-нибудь?» Тарасиха быстро распрямилась и засеменила к калитке, напрочь забыв о постоянной боли в спине. Незнакомый голос сослужил добрую службу. Действие этого «эликсира» недолговечно: уйдет гостья – и уйдут нечаянно нахлынувшие бодрость тела и духа, вернется прежняя ломота во всех суставах. И горькое осознание оставленности.

И вот теперь нежданный голос с вопросом «есть здесь кто-нибудь?» вдруг показался «голосом с небес», потому Тарасиха покинула землю, от которой почти никогда не отрывалась, и поспешила навстречу неведомому голосу. Он предвещал доброе, как подумалось Тарасихе, а иначе – «зачем кому-то вспоминать обо мне?»

У калитки стояла женщина средних лет, по всему виду – городская. Странная. Тарасиху поразило, что лицо и глаза незваной гостьи лучились – такими бывают глаза у древних старух-праведниц. Ни загорелая кожа, ни темный цвет очей не могли скрыть этот животворный свет.

– Добрый день, бабушка, – произнесла гостья. – Еле достучалась до вас. Одна живете? Как звать-величать Вас?

Тарасиха, с младых ногтей отличавшаяся крутым нравом, ответила вдруг кротко и приветливо:

– Да с кем мне жить-то? Дети покинули, как на ноги встали, а муж – еще раньше. Умер он совсем молодым… А теперь вот и я умираю – одна во всей деревне.

Жила Тарасиха одна – на все полторы сотни брошенных дворов. И для нее было чудом, как безошибочно гостья нашла живую душу в брошенном поселении.

– Вот чудо-то, – вслух повторила мысль Тарасиха.

– Да какое же чудо, бабушка?

– Чудо, что вы сыскали меня. Кругом-то – заросли.

– А я нашла вас только потому, что увидела ухоженные сад и огород. Но вы мне так и не назвали своего имени.

– Татьяна я… Тарасовна. А вас как величать?

– Светлана.

Тарасиха улыбнулась и прищурилась, словно смотрела на солнце.

– Имя у вас совсем светлое, как вы сами. Подходящее имя.

Гостья смутилась.

– Да вы меня совсем не знаете.

– Старому человеку бывает одной минутки, одного взгляда достаточно… – Гостья согласилась, кивнула головой. Волосы открыли лоб, покрытый сетью морщинок. – Да ты и сама все знаешь, – заключила Тарасиха.

Гостья хлопнула по какому-то квадратному предмету в кожаном чехле, висящем на плече.

– Я вас записывать хочу, Татьяна Тарасовна. Можно?

Тарасиха ойкнула. В глазах возник испуг.

– Куда записывать? Зачем? За что?

– Да не бойтесь, бабушка. Воспоминания старожилов записываю я.

Тарасиха махнула рукой в сторону леса, которым заканчивался ее огород.

– Туда, детка, тебе идти надо, в Большие Иваны. Там этих… старожилов найдёшь. Там старики за сто лет живут, а мне в нынешнем году всего восьмой десяток пошёл. Какой я старожил. Да и вспоминать мне нечего.