– Доброе утро, – тихо сказала Мария, подходя к ней. – Вот деньги, возьмите.
– Спасибо большое, Мария, – виновато улыбнулась Светлана и покраснела до слёз. – Я верну их вам, как только смогу…
– Ладно… чего там… – Сказала Мария.
– Теперь я могу уехать, – облегчённо сказала Светлана, смотревшая на Марию влажными глазами. «Какая красивая! – С лёгкой завистью подумала Мария, – не диво, что влюбился!» Она прошла в соседнюю комнату. Владислав всё ещё спал на полу, не в силах проснуться после предыдущей бессонной ночи и трудной работы.
– Владислав, вставай! – Растолкала его Мария. – Я достала деньги. Тебе надо пойти к председателю, попросить коня. Светлана хочет уехать.
– Да, я сейчас. – Владислав сел на полу, помотал головой, приходя в себя. Дети безмятежно спали. Мария поправила одеяло, накрыла их потеплее и замерла, всматриваясь в их лица. «Неужели уедет? – Опять с болью подумала она. – А если и не уедет… Что это за жизнь будет? Вряд ли я ему это смогу простить»…
Скрипел под полозьями снег, равномерно покачивался круп лошади, слепили глаза снежинки, щипало морозом щёки. Уже несколько часов Владислав вёз напряжённо молчавшую Светлану, согнувшуюся над укутанной в одеяло дочерью, искоса поглядывал на неё, подбирал слова оправдания и не мог их подобрать…
– Света, – робко заговорил он и закашлялся, – сможешь ты меня простить? Светлана молчала, враждебно отворачивалась от него.
– Света… Я понимаю, что подлец, что нет мне оправдания, но… тогда… там… в Ашхабаде, когда я впервые увидел тебя… после стольких лет разлуки… Я – ослеп… Ты стала такой… красивой… Я, ведь, до войны, знал тебя ещё девочкой… А тут – взрослая девушка… Такая красавица… И когда я увидел, как ты обрадовалась мне, какие у тебя стали счастливые глаза, когда ты сказала, что ждала меня все эти годы… Я не смог! – Вырвалось у него с глубокой болью: – Понимаешь? Не смог! Признаться тебе… что женат! Потом я ненавидел себя за это… За трусость! А признаться – не смог! Прости! Ради Бога! – Выкрикнул он.
– Не надо! Не хочу слушать!.. Ни к чему это всё… теперь… Я тебя презираю… Ты и от меня сбежал, как последний трус! Сказал, что к маме в гости съездишь… И не вернулся!
– Да, я испугался, у меня получилась большая растрата на работе… Я сам не знаю, как она получилась… Может, подстроил кто… Я думал – посадят… И, вот…
– Удрал… Смылся! – С презрением закончила за него Светлана. – Пожалуйста, не надо больше, не хочу… не хочу! Замолчи!
К железнодорожной станции они подъехали, когда уже стемнело. Владислав подержал Милочку на руках, пока Светлана купила билет, поцеловал девочку на прощание, прошептав ей: – Прости меня, доченька! И ты меня прости, Света, если сможешь! – Пробормотал он, жалобно поглядев ей в глаза. Светлана молча поднялась по ступенькам в вагон, протестующе мотнула головой, дрогнули губы, она резко отвернулась и скрылась в глубине вагона. Владислав завалился в сани, вжикнул лошадь вожжой по спине…
На чёрном небе тускло мерцали звёзды, усиливался мороз, тянула позёмка, скрипели полозья саней, этот скрип давил на уши. На душе было мерзко до невозможности, хотелось поднять глаза к небу и завыть волком… Хотелось умереть… Вот сейчас, немедленно… «Нет, мой милый, – подумал он, – завяз в дерьме по самые уши, барахтайся! Ишь, умереть тебе захотелось! А кто грехи замаливать будет?»
…Владислав потерял чувство времени, пришёл в себя только тогда, когда лошадь радостно заржала, почувствовав близкую конюшню. Он выпряг лошадь, завёл её в стойло, бросил ей охапку сена, растолкал заснувшего сторожа и сказал ему: – Лошадь напои, не забудь, понял? Только, когда она остынет, не раньше! – И побрёл домой. На востоке светлело, занималась заря…