– Что случилось, мама? – Испуганно спросила Мария, увидев её изменившееся лицо.

– Айвар… Айвар… умер,.. -прошептала мать непослушными губами. Мария выхватила из её рук телеграмму и впилась в текст: – «Умер Айвар Похороны десятого Приезжайте»

– Я пойду, – тихо сказал почтальон, пряча глаза, как-будто он был в чём-то виноват и пошёл пешком назад, ведя в поводу коня, отойдя подальше, он вскочил в седло и ускакал. У матери обессиленно подогнулись ноги, и она села на землю, даже не заметив этого.

– Езус! Мария! – Прошептала она. – Почему? За что? Господи! За какие грехи? В чём мы провинились перед тобой?.. Айвар! Сыночек мой родненький! Кровинушка моя! – Вскрикнула она и заплакала. Мария обняла её за шею и попросила: – Мама, миленькая, держись! – И у неё самой тут же задрожали губы и полились слёзы…

– Что будем делать, мама? – Спросила Мария, когда они вернулись в дом, заглядывая матери в глаза.

– Тебе надо оставаться дома, доченька, – помедлив, ответила мать. – Хозяйство не на кого оставить, Робчик маленький ещё, да и сама ты… вон какая, – кивнула мать на её живот. – Вдруг в дороге что случится? Что я тогда с тобой делать-то буду? – Мария обессиленно опустилась на табуретку, закрыла лицо руками и, неожиданно всхлипнув, выкрикнула: – Господи! Ну что за проклятая жизнь! Даже брата сама похоронить не могу!.. Айвар! Айвар! – Слёзы текли по её лицу. Робчик подошёл к ней, покачиваясь, как утёнок, уцепился ручонками за подол, посмотрел в лицо маме, сморщился и громко заревел.

– Маша, возьми себя в руки! – Строго приказала мать. – Не пугай ребёнка! Слышишь? – Мария посадила малыша к себе на колени, судорожно прижала к себе, стала покрывать его лицо поцелуями.

– Бросили нас с тобой, сыночек мой миленький, – бормотала она, всхлипывая. – И как мы жить будем? Не знаю…


Было ещё совсем темно, когда мать встала и принялась собираться в дорогу. Она надела чёрное платье и чёрные чулки, которые берегла для траурных дел, долго расчёсывала и заплетала косу, потом начала собирать продукты в дорогу. Мария, ещё растрёпанная после ночи, в одной ночной рубашке и ветхих валенках, обутых на босу ногу, помогала ей. Они уложили в вещмешок кусок солёного сала, солёные огурцы, вареную картошку в мундире, сваренную вечером, пару караваев хлеба. Потом мать спрятала подальше завёрнутые в платок деньги, поцеловала спящего внука, подошла к иконе, перекрестилась, пошептала молитву, сняла с гвоздя пальто. Повязав чёрный платок, она взялась за вещмешок. Мария помогла приладить его удобно на спине и проводила мать до дверей. Они троекратно поцеловались.

– Береги себя, мама, – прошептала Мария и всхлипнула, не в силах сдержать слёзы. Они постояли, обнявшись, прижимаясь друг к другу мокрыми лицами, наконец оторвались, вытерли слёзы.

– Смотри тут, Маша, – строго сказала мать. – И не реви много, у тебя дитё под сердцем, не забывай!

– Мамочка, поклонись за меня перед Айваром, да?

– Поклонюсь, – скорбно ответила мать.

…Вернулась мать домой спустя десять дней, почерневшая от горя, с воспалёнными от частых слёз глазами.

ЧАСТЬ 8

…Второго сына Мария родила в 1 час дня 17 ноября 1946 года. Гнал ветер по стылой земле мелкий редкий снежок, припорошивший накануне землю, обрывал последние листья с деревьев, жалобно поскрипывали голые ветви.

Стывриниха принесла туго закрученного в пелёнки младенца, положила рядом с Марией, присела на табуретку, сложив на коленях свои старческие руки со вздутыми венами и тонкой сморщенной кожей. Она долго смотрела на Марию, щуря подслеповато глаза, глубокая жалость светилась в них.