Жако поднял голову, правый глаз закрыл, а левым подмигнул Анаизе.

– А в тебе самой, моя крошка, сколько в тебе градусов?

Девица Анаиза Виар ростом была вдвое выше Жака, а лет ей было что то около сорока пяти. Со всеми парнями деревни и со всеми проезжающими она, на весьма сходных условиях, вступала в более или менее кратковременное сожительство. В последнее время, однако, она до такой степени износилась и облезла, что роспродажей ее остатков, даже и по крайне пониженным ценам, уже никто не интересовался. Ласки ее встречали упорное сопротивление, и на них, как и на могилы Жако, совсем не было спроса, даже и среди стариков.

– Ах, я и забыла, – жеманно щуря глаза, вскрикнула Анаиза, поворачиваясь к Жюлю. – Тебя, ведь, поздравить надо, ты сделался отцом.

Жюль исподлобья посмотрел на Анаизу и икнул.

– Отцом?.. Ага… Ну да, сделался… Поздравляй… А вот видишь, стакан пустой? Пустой, – значит надо налить…

– Что ж у тебя: наследник или наследница?

– Чего?

– Мальчика родила Эрнестина, или девочку?

Жюль уставился на стакан с абсентом, подумал и сообразил, что не знает и сам.

– Мальчик или девочка – это все равно, – разъяснил Жако. – Одна цена могилы, хоть и для мальчика, хоть и для девочки.

– Девочка, мальчик – это все равно, подтвердил Жюль, икая.

– Девочка вырастет – шлюхой будет. Сын также чорт знает чем сделается, – рассудительно гудел бас могильщика.

– Видишь ли, Жюль, – лукаво ухмыляясь, начала Анаиза, – тут вот говорили, что Эрнестина какое то чудовище родила.

Жюль поднес было стакан к усам. При последних словах Анаизы он стакан поставил обратно на стол и ничего ни говоря, уставился на кабатчицу.

– Чудовище? – спросил он шопотом.

– Да, кто то говорил… не помню кто… Кто то проходил здесь и сказал. Пол лица человечье, пол лица рыло. Вроде как у свиньи рыло.

«Ну! Правда?.. Вот здорово!.. Это очень здорово, чорт возьми!.. Про таких уродов слыхали уже… Даже рассказывают, с копытами родятся, и хвостатые. Иной раз – шерсть. И шерсть и хвост»…

– А, ты это не врешь, Анаиза? – уставился Жюль на кабатчицу.

– Сама я не видела, – невинно опустив глаза, ответила Анаиза, – но кто то здесь рассказывал.

Кто мог рассказывать? – спросил себя Жюль. Соседки? Ну, значит, и налгали. Соседки всегда лгут. И Анаиза лжет. Ну хорошо, это, однако, можно и проверить.

Это не то, что другое что-нибудь!.. Другое – сказать скажут, а правда ли, ложь ли, никогда и не узнаешь. Тут узнать можно. Домой пошел – и узнал. Только и всего. Тут можно.

– Где моя дочка? – задумчиво прогудел вдруг Жако. – Раньше она в Нанси с офицерами шлялась… Известно, – заразилась, в больницу легла. А Гастон тоже: как военную службу окончил, поступил на железную дорогу и седьмой год я от него писем не вижу…

– Да что писать то! – дразнит старика Анаиза.

– Э! Кабы у его отца заводы были, как у графа де-Бюржа, или ферма богатая, вот тогда бы Гастон написал, – с грустью говорил могильщик. – И приехал бы к отцу. А могильщик зачем?., Налейка-ка, Анаиза!.. Могилу ему и там выроют.

– Могила что? Могила есть везде, – объяснил Жюль.

– Такой товар, что везде найдешь, – согласился Жако.

– Где угодно.

– Есть земля, есть и могила.

Жюль подумал и потом сказал:

– Уж если земля есть, то есть и могила.

– Земля, да заступ, – вот и готово.

– А ты что думал? Могила?.. В земле вырыл, вот она и могила.

– Уж не иначе, – прогудел Жако. – Это всегда так. Там что другое может и не так, а тут дело верное.

Жюль отхлебнул абсента.

– А то как же!.. Вот говорят: то, се… а я свое знаю, и меня не обманешь. Я без ошибки.

– Зачем ошибка? – Жако насыпал в трубку табаку и закурил. – Ошибки не надо.