Игры Сушеного Оксана Есипова

«Мы – вечные игрушки

все обновляющихся иллюзий,

бессмысленных и очаровательных».

Ги де Мопассан «Самоубийцы»

Лёгкая тень скользнула за занавеску, на миг приобрела объём, качнулась влево-вправо, раздумывая, в какую сторону податься, и, так и не решив, растворилась, словно её и не было. Лежащему на полу мужчине показалось, что он заметил изящную женскую кисть, мелькнувшую за слегка приподнявшейся портьерой.

Капли пота на лбу несчастного ещё больше подчёркивали надутые вены. Мужчина с трудом провёл рукой по лбу и зачем-то облизнул тыльную сторону ладони.

– Слишком солёное, – едва слышно пробормотал он, и это усилие стоило ему ещё десяти минут жизни.

Воздух, с трудным свистом вырывающийся из лёгких, яркие всполохи в глазах, чередующиеся с темнотой, не оставляли сомнений, что попытка напрячь все органы чувств окажется последней. Но мужчина продолжал маниакально всматриваться в равнодушно застывшие занавески, как будто там находилось его спасение. Сумерки всё больше сгущались, мешая сосредоточиться на деталях.

Пронзительно синий цвет портьер внезапно сменился кровавым. Жуткий цвет ослеплял, терзал почти ослепшие слезящиеся глаза, ненавязчиво на что-то намекая. Но и это прошло, закончилось, как заканчивается всё на свете. Потемнели тяжелые занавески, набухли и замерли. Комната потеряла очертания, и вскоре её наполнил странный, невесть откуда взявшийся туман.

Боли мужчина почти не чувствовал, только тяжесть в области затылка, но дышать становилось всё труднее. Он открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но сумел только едва слышно захрипеть.

Тьма вступала в свои права: безжалостная и суровая, обещанная каждому с рождения. Тьма, в которой уже никогда не наступит утро, не щелкнет выключатель, чтобы впустить в жилище легкомысленный свет. Пред ней, Владычицей, склонятся даже Великие. Её не развеять не любопытной Луне, не всепобеждающему Солнцу. Только Тьме позволено сказать последнее «прощай» уходящим. Только она вольна наказывать или помиловать.

– Не сегодня, – умоляюще прошептал мужчина.

Тьма нехотя приблизилась и пожала плечами, пристально рассматривая заострившиеся черты лица умирающего. Ей ещё не приходилось делать исключений. Пожалуй, она могла бы. Каждый раз уходящие молили её об этом. Только зачем? Есть ли смысл продлевать агонию ради жалких двух-трёх десятков лет? Короткий, ничего не значащий миг по сравнению с вечностью.

Смешные до тошноты люди пытались объяснить Тьме, что не доделали важные дела, не признались в очередных глупостях близким, в последний раз не поцеловали любимых. Всё это перестанет иметь значение меньше чем в ближайшие сто лет: чего же зря огород городить?

Мужчина из последних сил вглядывался в темноту, продолжая наделять её человеческими чертами. Тьма безмолвствовала.

В комнате немного посветлело, и несчастный с ужасом и одновременно тайной надеждой подумал, что сейчас покажется тоннель. Тот самый тоннель, о котором так любят рассказывать те, кого его величество Судьба из милости, в насмешку или наказание соизволила вернуть к жизни после клинической смерти. Из мира, откуда нет возврата смертным.

Люди не перестают спорить, ступали ли те счастливчики в иной мир. Люди не перестают верить, что тоннель существует. А значит, не всё заканчивается с последним вздохом.

Тоннель не появился.

Всего лишь колыхнулись занавески. Тьма, играя, высветлила кусочек комнаты с портьерами, явив миру призрака.

Философы сочли бы этот жест милосердным: Тьма пыталась приободрить умирающего. Не всё заканчивается, когда сердце перестаёт биться. Из слабой телесной оболочки не увидеть истинного света, не испить божественной мудрости, не приобщиться к бессмертному блаженству.

Несчастный услышал нечеловеческий голос, глухо и гулко прозвучавший в голове. И понял, что бороться за жизнь больше не имело смысла.

– Действительно, зачем, – повторил мужчина вслед за голосом последние слова.

Тысячи электрических импульсов активизировались в мозгу, позволяя несчастному окинуть последним взором свою жизнь с самого рождения.

Прежде чем глаза несчастного закрылись, последняя горькая мысль успела посетить его голову: а стоило ли ввязываться в эту игру? Но ответить себе несчастный не успел. И уже не увидел, как что-то дрогнуло, а затем забурлило за тяжёлыми портьерами, доказывая, что не всё в комнате было плодом воспалённого воображения умирающего.

Свидетелей происходящего, несмотря на все последующие усилия полиции, так и не нашли. Так может, ничего и не было? Мужчина умер сразу, а всё происходящее придумал хулиганящий за занавесками призрак, уже и не знающий, чем скрасить свои бесконечные дни.

Утром любопытная Марфа Захаровна заметила, что дверь в квартиру соседа подозрительно приоткрыта. Для вида постучав, кумушка потопталась на пороге, крикнула вглубь квартиры что-то бодро-неразборчивое, нерешительно посопела, а затем всё-таки робко прошмыгнула внутрь. И обнаружила дорогого соседа лежащим на паркете Черс в гостиной в неестественной позе. Нога странно подвернута под себя, голова повёрнута в сторону окна. Глаза широко открыты, на лице застыла гримаса ужаса, а под головой растеклась лужа густой крови, похожая на красно-коричневую тушь, которой баловалась дочь Марфы Захаровны на уроках каллиграфии в элитной гимназии.

Сомнений не было: на полу лежал труп. Кумушка дёрнулась было, чтобы наклониться и закрыть соседу глаза, но вовремя вспомнила, что на месте преступления (а это несомненно было оно) ничего нельзя трогать. И желательно ни на что не наступать. Между тем женщина обнаружила, что из-под её креативного тапка с зайцами торчит какая-то картонка. Машинально нагнулась, подняла.

В руках соседки оказалась потёртая карта Таро, приятно холодная на ощупь, несмотря на то, что от жары и духоты, царящих в комнате, любопытная тётка сразу покрылась потом. Кондиционер был выключен, и она не решилась его включить. Как заворожённая, Марфа Захаровна уставилась сначала на странные переплетающиеся между собой каббалистические знаки на рубашке карты, затем кумушка догадалась аркан перевернуть. «The moon», – запинаясь, прочитала сбитая с толку тётка и зависла над странным рисунком.

Громадная круглая Луна, с тщательно прорисованными на ней кратерами, занимала большую часть карты. Второй по величине фигурой был волк со вздыбленной шерстью, неприкаянно воющий на небесную красавицу. От воя его клонились к земле мрачные мёртвые деревья, давно забывшие о том, как приятно наряжаться по весне в изумрудную свежую крону. И только самое высокое дерево стояло прямо, презрительно наблюдая за своими податливыми собратьями. На вершине его сидела пугающего вида сова, которая круглыми как блюдца глазами, не стесняясь, а может, и насмехаясь, заглядывала в самую глубину души Марфы Захаровны.

Неожиданно сова на карте, как показалось кумушке, дёрнула головой. Соседка ойкнула, но, против ожидания, карту не выронила, а только торопливо перекрестилась кулаком с крепко зажатым в нём куском картона. Видано ли дело, чтобы картинки на картах оживали!

Но и не каждый день находишь убитого соседа: от такого стресса ещё не то примерещится! В это же самое мгновение краем глаза Марфа Захаровна уловила движение. Спокойно лежащий до этого момента труп соседа едва заметно колыхнулся. И вот этого соседка уже не вынесла.

Облившись холодным потом, Марфа Захаровна заорала так, как будто труп непринуждённо встал и бросился к ней с твёрдым намереньем отнять мятую карту. Женщина со всех ног бросилась вон, судорожно сжав в руке странный аркан с подозрительной птицей.

Никто в подъезде не отреагировал на отчаянный крик. Виновата ли в том на совесть сделанная звуковая изоляция или равнодушие состоятельных, много повидавших на своём веку жильцов, Марфа Захаровна даже задумываться не стала. Не до того ей было, ой, не до того.

Исключением оказалась только кровиночка дочка. Услышав, что мать хлопнула дверью в коридоре, великовозрастная крошка недовольно крикнула: «Ванну не занимай! Мне скоро на учёбу выходить». Девочка подлетела к запертой двери с твёрдым намереньем пнуть её посильнее ногой, но остановилась, услышав, как Марфу Захаровну надрывно рвёт.

Полицейские приехали быстро. Суровые хмурые мужчины с помятыми лицами, преимущественно одетые в штатское, сновали туда-сюда, профессионально обыскивая квартиру. На пол летело содержимое ящиков, книги, постельное и нижнее бельё из шкафов. К соседке домой заглянул невысокий мужчина, обладатель дорогого кожаного портфеля, не менее дорогого щегольского костюма и пронзительного недоброго взгляда.

Мужчина представился следователем, но имя отчество кумушка от волнения не запомнила. Сначала достойный представитель власти пригласил Марфу Захаровну в квартиру покойного и попросил оценить, не изменилось ли что, не пропало ли ценное?

Буквально за час суровые мужчины, с похвальным усердием исполняющие служебный долг, превратили жилище респектабельного завидного холостяка в элитную помойку. Что-то разобрать в как нарочно созданном хаосе у Марфы Захаровны не вышло.

Следователь заметил, как побледнело лицо кумушки при виде обведённого мелом места, на котором совсем недавно лежал труп, и поспешил увести её с места преступления. Достойный представитель власти выдавил из себя приятную, по его мнению, улыбку, которая должна была расположить к нему кумушку. Марфа Захаровна улыбку заметила, но так как на деле она больше напоминала кривоватую гримасу, сделала вывод, что мужчина, хотя и при исполнении, чувствительный и добрый, всё принимает близко к сердцу. Ишь, как его перекосило!