— Вот такой простой фокус, — подытоживаю и кладу колоду на стол. — У вас есть покурить?

— Есть, — Воронов протягивает мне пачку «Мальборо» и зажигалку. — Можешь прям здесь.

— Спасибо, — я беру одну сигарету и тут же закуриваю. — Да и вообще, спасибо за чай и угощение.

— Не за что, — Вадим продолжает рассматривать меня, а я не могу сказать, что это неприятно. Скорей, чувствую себя немножко неловко. Никто и никогда так откровенно на меня еще не смотрел.

Он же сам сказал, что я не в его вкусе, но на тех, кто не во вкусе, не смотрят голодным взглядом. Правда ведь? Тут и книг умных читать не надо, чтобы понять это.

— Уже очень поздно, — тихо говорю, когда сил слушать тишину уже просто нет. — Ребята будут волноваться, — докуриваю сигарету, Воронов молча подает мне красивую стеклянную пепельницу. — Короче, пора мне.

Я хочу убежать из этой кухни, понимая, что не могу выдержать эту странную перемену между нами. Я в один момент становлюсь оголенным нервом, ощущая покалывания на запястье, в той точке, куда меня поцеловал Вадим. Новизна ощущений пугает, и я хочу уйти не от Воронова, а от этого пугающего чувства.

Осторожно спрыгиваю с барного табурета. Нет, и всё же эта штуковина дико неудобная, что бы о ней ни говорили. Иду к выходу и боюсь грохнуться на пол, настолько сильно ноги не хотят меня слушаться. Уже на пороге между кухней и общей комнатой слышу тихое, но уверенное:

— Постой.

Кожу пронзают миллионы мелких иголочек, это и больно, и приятно, и вместе с тем не хватает воздуха. Я пьяная, но в рот не взяла ни капли.

Сильная горячая рука берет меня за запястье и призывает повернуться, я поддаюсь этому призыву и встречаюсь взглядом с Вадимом. Его глаза сейчас мне кажутся какими-то странными, необычными, будто лед в них плавится, тает, затапливает собой морские глубины. Мои колени дрожат, хоть я и понимаю, что никаких причин для этого нет.

Воронов шумно и часто дышит. Я вижу, как его рельефная грудь вздымается, вдох-выдох… вдох-выдох. Надо же, как интересно наблюдать за привычным функционированием чужого тела.

Вадим снова подносит мое запястье к своим губам и вновь его целует, но теперь гораздо дольше, позволяя мне прочувствовать его горячие мягкие губы на своей коже как можно отчётливей.

Не знаю, не понимаю, что происходит, что заставило Воронова пойти в разрез с его же недавно сказанными словами, но в какой-то миг, когда я теряю бдительность, его губы накрывают мои, а сильное мужское тело прижимает к холодной стене кухни. И в отличие от навязанных касаний того пьяного мужика, эти мне до одури приятны.

Я чувствую тонкий отголосок малины на влажных губах Вадима, которые целуют меня настолько безумно, что пол под ногами начинает качаться. Мои пальцы, будто подчиняясь неизвестному моему сознанию приказу, сами собой зарываются в мягкие волосы Воронова. Я уничтожаю его идеальную прическу, стираю образ главы мафии, превращаю в обычного мужчину, который так неосторожно мне понравился.

Влажный язык, умелые малиновые губы целуют, ласкают меня, и мне вдруг снова хочется расплакаться.

Эта нежность, простая человеческая нежность, которой мне так дико не хватает, поражает в самое сердце, разносясь то ли ядом, то ли лекарством по венам. Я чувствую Вадима так же четко, как и саму себя.

Его сильные руки сжимают мою поясницу, но не делают больно. Немного отросшая щетина покалывает кожу щек, но это приятно. Я не умею целоваться, но это не останавливает меня от желания показать Воронову свой отклик. Кажется, я нечаянно пару раз прикусываю его нижнюю губу, но он не отстраняется, просто улыбается, выцеловывая мои уже опухшие губы, чувствительную кожу на шее.