— Стоять, — приказывает Воронов, выставляя одну руку в сторону.

Охранники тут же останавливаются.

Я топчусь на одном месте, спрятав подбородок и рот за воротник куртки. На голову натянут капюшон и выглядывают только мои глаза. Теперь понятно, почему Воронов не сразу меня признал.

— Ты? — спрашивает он с легким удивлением и делает шаг вперед.

— Я, — тихо отвечаю.

Воронов хмурится еще больше, отчего между его бровей появляется глубокая вертикальная складка. Мы оба молчим некоторое время, затем я вижу, как его рука, спрятанная в черной дорогой перчатке, тянется ко мне, стягивает капюшон и поднимает мое лицо за подбородок. Я же продолжаю молчать, как последняя непроходимая идиотка.

Взгляд Вадима меняется, и я не могу успеть за этой быстрой переменой — мозг нещадно тормозит. Он кажется неприятно удивленным и злым. Ну, знаете, так обычно смотрят на свою вещь, которую кто-то испортил.

— Кто? — глухим, наполненным гневом голосом спрашивает Воронов, продолжая своими глазами-льдинками изучать последствия драки, отпечатавшиеся на моем лице.

А я не могу ответить. Не знаю, что со мной происходит, будто какой-то очень важный рубильник в моем сознании перестал правильно работать, дал непредвиденный сбой.

Продолжаю тупо смотреть на Вадима, всё еще не понимая, на кой черт обратилась именно к нему? Я привыкла всегда надеяться только на себя. Это основа моего нелегкого существования. Так же стоило бы поступить и в случае с Петькой и его мастерством влезать в самый зад проблемы. Но четкая и безошибочная схема резко свернула не туда, перегорели какие-то важные проводки.

— Алиса, ты слышишь меня? — Воронов хватает меня за плечи.

Я тут же шиплю от боли и шарахаюсь в сторону, обнимая себя руками, будто защищаясь. Похоже, менты хорошенько приложили меня, раз я веду себя сейчас как чокнутая.

Но больше всего меня удивляет не моё идиотское поведение, а то, что Вадим запомнил мое имя. Кто я такая, чтобы помнить меня? Нас не принято звать по имени, не достойны этого.

Пытаюсь найти в своей разбитой памяти то, зачем я собственно вообще караулила Вадима. Помощь. Да, точно! Мне нужна помощь. Снова смотрю на него, он находится в растерянности.

— Зай! — зовет его красивая высокая молодая женщина с копной рыжих волос.

Я тут же начинаю ее ненавидеть не за что-то конкретное, а просто так. Это плохо, неправильно. Она наряжена в модную белую шубку, в руках блестит маленькая сумочка. Очередная краля, которая не привыкла считать каждую копейку. Меня от нее тошнит и это «Зай» неожиданно больно режет слух.

Воронов смотрит на меня немигающим взглядом, губы плотно сжаты и я почти уверена, что теперь он раздражён. Чувствую себя нелепой, словно уродливым пятном на идеальном белом платье.

Тупая идея! Не надо было тащиться сюда!

Вадим подает рукой знак своим охранникам и они, понимая его без слов, уводят рыжую бестию в ресторан. Мы остаемся одни, и я замечаю маленькие снежинки, срывающиеся с неба и медленно опадающие на землю. Говорят, что каждая из них по-своему уникальная.

— Кто сделал это с тобой? — его голос звучит так же холодно, как холодно дует ветер.

— Менты, — злобно бормочу, замечая порванные лоскуты на рукавах своей куртки. Жаль, конечно.

— Опять своровала что-то? — Воронов прячет свои руки в карманы пальто.

Зачем он это делает? Они же в перчатках. Неужели в них ему не тепло?

— Не я и не своровала, — забываю, что нос уже вообще не дышит и снова пытаюсь втянуть воздух, но ничего не получается и я кашляю, долго, согнувшись пополам.

— Идем, — командует, — нечего на холоде собачьем стоять.

Я послушно плетусь и перед самым входом почему-то смотрю на ярко-горящую вывеску «Корвин». Она мне сейчас кажется особенно устрашающей. Что-то в моей голове подсказывает, что лучше развернуться и уйти нахрен отсюда, но ноги сами волочат меня в помещение, где тепло и вкусно пахнет едой.