Замок в двери неприятно щелкает, после чего слышатся удаляющиеся шаги. Я же остаюсь сидеть на полу с наручниками за спиной, испуганная и сбитая с толку.
Наелись, блин, от пуза в ресторане.
4. Глава 4.
Оправившись после очередного близкого «знакомства» своего лица с полом, я всё же кое-как принимаю сидячие положение. Это оказывается задачей трудной, учитывая, в каком состоянии я нахожусь, но выполнимой.
Усевшись на пятую точку, я осматриваюсь по сторонам: небольшая комната с маленьким квадратным окошком, до которого не достать без помощи табуретки. Какая-то непонятная мебель, накрытая черной клеенкой. Выглядит жутковато. Ни штор, ни обоев, здесь не нет ничего, кроме голых стен и расставленной по разным углам мебели в клеенке, сверху щедро посыпанной пылью. Даже в нашем детдоме и то как-то уютней всё выглядело. Под потолком горит одна лампочка. Этому скудному желтому свету я ужас как рада. Хоть в темноте меня не оставили, тогда я бы точно от инфаркта склеила ласты и не узнала, за что нас вообще схватили.
Всё тело болит и ноет, а еще очень сильно хочется в туалет.
И сколько же нас здесь собираются держать?
Хочется надеяться, что недолго, но еще больше хочется надеяться, что с Лесей и Петей всё в норме. Нас, видимо, разделили, а затем будут по одному допрашивать? Дебильная идея, учитывая, что мы не стали бы между собой сговариваться, ведь делать это банально незачем.
Завалившись на бок, я скулю от боли, которая простреливает мне ребра. Тот бритоголовый ублюдок походу крепко так приложился, когда лупил меня.
Несколько секунд я вообще не могу шевелиться и дышать, боль прошивает весь правый бок и часть поясницы. Когда приступ проходит, я с трудом поджимаю ноги и, пыхтя, просовываю руки вперед. Металлические браслеты стерли кожу на запястьях, они опухли теперь кровоточат. Возможности снять наручники у меня нет. Это только в фильмах можно с помощью шпильки открыть все замки мира, а на деле этот фокус не работает. Тут помимо шпильки еще кучу всего надо, а лучше — просто откопать где-нибудь родной ключ.
Немного размяв затекшие плечи, я с трудом встаю на ноги. Судя по этой комнате, дача служит местечком, куда мужик со шрамом привозит неугодных ему людей. Не хочется думать о том, что здесь с ними делают, но боюсь, что ответ очевиден.
Мне срочно нужно решить вопрос, как отсюда выбраться и как вытащить Лесю с Петей. Но походив из угла в угол, я понимаю, что эта проблема без вариантов и возможности убежать.
Хотели бы убить, наверное, давно убили, а раз так, то есть шанс спасти свой зад. Если начну нарываться на проблемы, то тогда скорей всего отправлюсь на тот свет. После дичайшего стресса в багажнике, моя голова будто начинает работать лучше.
Нужно просто подождать. Крепким терпением я никогда не отличалась, но сейчас иначе никак нельзя. Стараюсь не думать о том, что хочу в туалет, а еще больше — пожрать. Хожу туда-сюда и наблюдаю, как пыль под моими ногами поднимается и опускается обратно на деревянный пол. Я как настоящая заключенная и это злит.
Что же такого «по-плохому» нам сделает мужик со шрамом? Что вообще нам, детям из детдома, можно сделать плохого? Это даже смешно звучит. Не даст еды? Воды? Заставит спать в мороз на остановке? Всё это уже было, всё это давно пройдено. Разве что пуля в лоб. Но это уже будет не угроза.
Время идет, но никто так и не появляется.
Мой мочевой пузырь уже готов просто разорваться, а пустой желудок — скукожиться в сморщенную трубочку. Теперь вкус дешевой овсянки не кажется мне таким уж мерзким, тарелку каши сейчас бы точно съела.
Когда терпеть уже просто невозможно, я принимаюсь стаскивать с мебели клеёнку в поисках хоть какого-нибудь ведра. Эти уроды не заставят меня ходить под себя, будто животное, закрытое в клетке питомника. Я человек, пусть и с непростой жизнью, но всё же человек. Если они хотят меня унизить, то у них ничего не получится.