Я начинаю принюхиваться. Чего он так надулся? Может, запах неприятный от ног? Но что поделать, я весь день их эксплуатировала. Ничего, потерпит, не развалится!

Мы отъезжаем на два метра от тротуара и благополучно встаем в пробке. Москва в час пик невыносима, до дома можно добираться всю ночь. Грановский начинает громко ругаться, а я просто, отсев от него подальше, отдаюсь пейзажу за стеклом. Какой смысл нервничать и ворчать, если все равно ничего не сделать?

Мы едем со скоростью десять километров в час. Грановский в телефоне копается, переписываясь с кем-то. А я не могу справиться с зевотой, тру глаза. В голове пусто, мозг уже спит.

- Останови тут, - примерно через полчаса дороги начальник бросает водителю, а я удивленно выглядываю в окно. Он живёт в центре города?

– Вылезай, давай, - командует он мне, как собаке. А мне плакать хочется оттого, что опять надо обувь натягивать. Со стоном засовываю стопы в туфли-мучители и послушно выхожу под дождь. У меня просто сил нет, с ним спорить и что-то доказывать.

Перед нами раскинулся огромный торговый центр. Округляю глаза: он, что решил на досуге заняться шоппингом? Только не это, я еле иду! А начальник, не оборачиваясь, шагает к входу, ему все равно.

Плетусь за ним злая, как медведь. Хочется огреть его по макушке чем-нибудь тяжёлым, но не поддаюсь соблазну, а просто скриплю зубами.

Мы заходим в обувной магазин, расположенный на первом этаже. Я знаю эту марку, дорогая. Ладно, пусть делает, что хочет - дурная голова ногам покоя не даёт. Глазами ищу диванчик или пуфик, чтобы приземлиться. Наконец-то приметив пуф, падаю на сидение и прикрываю веки. Не слежу за его действиями, мне все равно, что он выбирает. Хорошо, просто потому, что сижу!

Чувствую, что кто-то с моей ступни стаскивает туфлю. Тут же отдёргиваю ногу и в мгновение ока распахиваю ресницы. Не могу поверить своим глазам: передо мной на корточках сидит Герман Станиславович, а в руках у него моя туфля.

- Ты совсем с головой не дружишь?! - ворчит он, строго смотря на меня.

Пиджак он уже сбросил. Рубашка расстёгнута на три пуговицы, открывая моему взору очертание ключицы. Любопытный!

- Как можно до такого состояния довести ноги?! – проверяет окровавленную рану, а я пытаюсь выдернуть лапку из его руки и за пуфик спрятать. Неудобно-то как…- вся заливаюсь краской.

- У вас перекись, пластырь есть? – он встаёт и обращается к продавщице - девушке с большими голубыми глазами и с короткой стрижкой.

- Конечно, сейчас все организую, - она профессионально улыбается ему в ответ и удаляется.

- И чулки, - командует начальник ей вслед.

Я смотрю на него во все глаза, и поверить не могу. Что происходит? Неужто это акт милосердия от Грановского? Не может быть! Больно щипнув себя за ляжку, морщусь. Неприятно, значит, не сплю.

Через пару минут к нам с аптечкой в руках возвращается продавщица. Указав в сторону примерочной, просит меня пройти с ней. Я же, покладисто кивнув и мельком бросив на Грановского вопросительный взгляд, поднимаюсь с пуфика. Туфли не обуваю, просто шлёпаю босиком за продавщицей.

За тяжёлой льняной шторкой я стягиваю окровавленные колготы. Больно, хоть вой. Кровь запеклась, и капрон прилип к ране. Пока отдирала его, чуть не разревелась. Осмотрев свои измученные ноги, я позволяю девушке помочь мне обработать ранки и заклеить их пластырем. Чулки не надеваю, на улице тепло, поэтому и без них вполне доеду домой.

Я выхожу из примерочной и ищу глазами начальника. Грановский до сих пор находится там, где я его оставила. Скрестив на груди руки, ждёт, когда я вернусь. А около пуфика стоит несколько коробок с обувью.