Я вообще считаю, что это чудо, что Молох не передумал. Повёлся на умные речь моего брата, которую он так красиво задвинул про живой залог и прочую хрень.

Я-то отлично понимаю, что всё это просто блеф.

У Доронина нет нужной суммы, это и так понятно.

Но мы захотели потянуть время. Дать ему шанс.

Да кому я вру! Мы всё это делаем только ради этой сладкой сахарной девочки.

Как только я увидел, что этот охреневший Молох тычет в нашу девчонку своими толстыми пальцами, я готов был сломать их. Прямо там.

Но мы же не зря самые высококлассные адвокаты, красиво пиздеть – наша работа.

Мы просто выиграли время.

Поэтому я стою сейчас на шухере и жду, когда же мой брат наконец-то выйдет с нашей девочкой, чтобы поскорее увезти её отсюда.

Потому что в этом доме для неё становится слишком опасно. И мы это прекрасно понимаем.

А ещё я осознаю, что не могу прекратить думать о том, что же сейчас они делают наверху, вдвоём. Как самый последний мудак. В её розовой девичьей комнатке. У неё ведь наверняка розовая кукольная спаленка, как у Барби.

Как внутренность её влажного пухлого ротика. Как её сочная ароматная плоть между нижних, чуть припухших губок, которые я отчётливо себе представляю, стоит мне прикрыть глаза.

Моя фантазия не на шутку разыгралась, стоит признаться, стрелки часов ползут невыносимо медленно, и я представляю, как сейчас Лерочка, встав на колени перед моим братом, обхватывает своими пухлыми коралловыми губками возбуждённый хен моего братца.

Я же видел, как он на неё пялился. Я всё понял.

Мы вообще друг друга понимаем без слов. И даже стоя здесь, на другом этаже, я через стены чувствую его бешеное желание, пульсирующее в штанах.

Да я и сам сейчас готов подняться наверх к ним и присоединиться к их маленькой грязной оргии. Хотя прекрасно понимаю, что всё это просто бред затуманенного сознания. Ну что можно вообще так долго делать в этой ароматной земляничной комнатке?!

Мне бы хватило и десяти секунд, чтобы кончить в этот сладкий вкусный ротик, а потом ещё десять – чтобы, перевернув её к себе упругой круглой попкой, засадить ей по самые помидоры, которые, к слову сказать, у меня сейчас лопнут от невыносимого желания.

Блядь, давно я так никого не хотел и ни о ком так не думал. Точнее сказать, никогда.

Надо себя держать в руках, а то разволновался тут, как прыщавый подросток. Озабоченный тинейджер, мать его… А нам уже надо делать ноги. Ещё минута, и я сама побегу за ними наверх.

Эта малышка – как сладкий дурман, которым невозможно надышаться. Её запах залез мне под кожу, в подкорку, я и сейчас ощущаю его, как охотничий пёс. Я чувствую запах моей девочки.

А то, что она будет нашей рано или поздно, я даже не сомневаюсь.

Кто вообще отказывает братьям Медведевым? Да никто.

Нет таких тёлок.

Сейчас главное поскорее увезти её отсюда.

Ну вот дверь наконец-то открывается, и я вижу Лёху с глумливым виноватым выражением на роже.

Ну так вот, дать-то она ему не дала, я это вижу сразу, но что-то он не в себе, мне ли не знать. Тащит какой-то бабский розовый чемодан, пока наша ягодка сбегает вниз, перескакивая через ступеньки.

В джинсах и какой-то бесформенной кофте, под которой двумя упругими мячиками подпрыгивают её круглые грудки.

Я тоже видел их там, в кабинете, когда у неё сползло полотенце. Да я сам там охренел на месте. Мягкие, высокие, обалденные.

Сразу видно, что свои, а не эти надутые силиконом сиськи, которые сейчас вставляет себе каждая овца.

Так и хочется облизать их, засосать, поцеловать нежно-нежно, чтобы моя девочка начала таять в моих лапах, как мятная конфетка… Потекла своим сладким ядом из своей тугой вкусной дырочки…