В деревне никого не интересовали ни экологические формы хозяйства, ни народные традиции, ни традиционные ремесла. Все это я нашел в большом городе, среди образованных людей, которые имеют за спиной большой опыт современной жизни, знаний, умений, но ищут возврата к старым технологиям и укладу жизни. Как ни странно, в городе я нашел больше осмысленного отношения к природе и традиции, чем посреди природы и народной жизни. Поэтому сам включился в эту работу и стал заниматься столярным ремеслом с детьми в Москве.

Тут мне вспомнилась мысль, высказанная Клайвом Льюисом о природе. Он пишет, что природа не несет в себе никакого нравственного закона, не дает никакого нравственного примера. Те, кто ищут в ней оправдания своих мнений или указания к моральным суждениям, ошибаются. Нравственный закон, пишет Льюис, заложен Богом непосредственно в душу человека, а природа – это совсем другое, она показывает нам славу Божью, силу его Творения. Мы можем просто любоваться природой, наслаждаться ею, благоговеть перед нею, брать из нее технические условия и способы жизни, но искать в ней нравственности – бессмысленно. Потому что она оправдает любую мораль – пуританскую и богемную, патриархальную и анархическую.

Позже я все-таки не удержался, уехал на три года в деревню, правда, не в Томск, а в Тверскую область. Сажал картошку, откармливал кроликов и свиней, держал пчёл, но это ощущение безнравственности и величественности природы только закрепилось во мне. Кроме того, я проникся пониманием, насколько жизнь как таковая, появление новых форм и существ тесно сопряжена со смертью, с разрушением других существ и других форм. Гуляя по дикому лесу и подсчитывая соотношение стоящих и лежащих деревьев, ощущаешь это особенно четко.

Жизнь как война

Познакомившись с деревенским отношением к природе, я все-таки решил изучить жизнь народов, максимально соприкасающихся с ней, а именно – североамериканских индейцев. Нашел несколько книг очевидцев, живших среди разных племен, описания быта, истории и культуры. Можно было бы изучить и другие дикие племена – Африки или Австралии, но индейцы нам как-то ближе. С одной стороны – они жили в привычном нам климате и лесу, с другой стороны – красиво жили, поэтично, благородно. Отношение индейцев к природе действительно очень тонкое, душевное и полное чувства сопричастности. Уклад жизни логичен и органично вплетен в природные циклы и технологии. Кроме того, меня поразило богатство и «цивилизованность» личных и общественных отношений внутри «примитивных» племен. Глубина человеческого сознания, развития общества, личности при жизни в лесу, фактически в каменном веке, сравнима с нашим цивилизованным самосознанием, только отражается в этом сознании не интеллектуальная и художественная культура, а культура природы.

Но мое восхищение остановило осознание того, что при всей гармонии индейской жизни основным занятием мужчин каменного века является война. Конечно, также и охота, которая вроде бы вписывается в понятие экосистемы, но все же война с себе подобными, с другими племенами – обязательный элемент жизни. К войне готовятся, ее ждут, на нее идут с удовольствием, и потом с гордостью о ней вспоминают.

В любом архаичном обществе война – позитивный и системообразующий элемент жизни этого общества. Богатыри, рыцари, пираты, доблестные полководцы – все это главные и лучшие представители общества. Только лишь в последний век у людей возникло ощущение, что война – это плохо, бессмысленно, бесчеловечно. Почему?

Вероятно, в последний век мы продвинулись в духовном развитии, хотя христиане официально объявили своим лозунгом «возлюби ближнего» еще 2000 лет назад. Допустим, долго доходило и, наконец, дошло до людей. Но ведь все время до этого, все архаичные общества, в том числе и европейское, жили, и теперь продолжают жить с положительной ролью войны.