Пока старшая сестра выстаивала длинные очереди в магазинах (дефицитным было все, начиная с продуктов и заканчивая туалетной бумагой), Сергей не вылезал из библиотек.

Сестра составляла для Иллариона списки импортных товаров и одежды, громко озвучивая их по глухому международному телефону, и в каждую свою командировку в Ленинград он тащил для нее и Сергея сумки с подарками. Главной головной болью была обувь для быстро растущего брата. Как-то раз Илларион с довольным видом вытащил из дорожной сумки коробку с ботинками фирмы Ascot и сказал:

–Это лучшая лондонская обувная фирма, хоть и молодая! Я взял на размер больше, как ты просила.

Сергей, действительно, проносил эти ботинки не один год, фирма не подвела. Светлана была счастлива.

В редких случаях, в основном на праздники, Светлана приглашала Иллариона на домашние обеды. Когда Сережа подрос и, благодаря жесткому графику домашних занятий, мог поддержать разговор на английском языке, они с Илларионом вели солидные беседы.

Заморский гость приходил в атласной бордовой или синей бабочке и с неизменным букетом цветов. Цветы сопровождали Светлану все годы, проведенные вместе с Ларри-Илларионом. Иногда, в разгар зимы, он радовал любимую женщину маленькими букетами фиалок или мимоз прямо из Лондона.

С мальчишкой же любил порассуждать об английской литературе.

– Серенький, ты слушай, слушай!– советовала хлопочущая по хозяйству сестра, и младший брат слушал.

Романы английских классиков Ларри комментировал долго и витиевато, что весьма способствовало изучению английского. Балладу «Вересковый мед» Роберта Стивенсона прочел наизусть.

Глаза Светланы округлились.

– Я думала, что ты только… – тихонько, оберегая уши младшего брата, сказала она, – в постели можешь… Хьюза читать…

Илларион только посмеялся и, обращаясь к Сергею, заявил:

– Твоя сестра, Серж, очень серьезная дама! И очень резкая! Хьюза, между прочим, я очень уважаю…

Выпив водочки и вкусно закусив, несостоявшийся зять продолжал разглагольствовать:

– Еще мне нравится Том Ганн…

Отужинав, почти родственник отправлялся к себе в гостиницу. Почему он не оставался ночевать, места в их трехкомнатной квартире хватило бы? Сергей не смел об этом спрашивать— не его это дело.

Только однажды, засидевшись до рассветных сумерек, Илларион уснул, сидя в кресле. Они осторожно разули его, сняли пиджак и бабочку, расстегнув верхнюю пуговку рубашки, накрыли гостя пледом, подсунув ему под голову подушку-думку, и на цыпочках вышли в кухню мыть посуду, закрыв за собой дверь.

– Света, ты почему за него замуж не выходишь? – вдруг, нарушая негласный договор, спросил Сергей и немедленно покраснел. Светлана замерла на мгновение над горкой посуды в раковине, потом, не поворачиваясь к нему, ответила:

– Ждала, что ты когда-нибудь об этом спросишь. Маму помню.… Как она тосковала по отцу.… Как будто все для нее остановилось, закончилось в один миг. А мы? Мы в ее жизни были? Или только отец?! Я так злилась на нее… – помолчав, продолжила сестра. —Не хочу так… прирастать. Но ведь по-другому не получится, по-другому не обучены. Поэтому и начинать не стоит, – она вздохнула и решительно закончила: – У меня есть ты, и мне этого хватит!

Сергей подошел к сестре ближе и неловко обнял ее.

– Ты чего, Серенький? Все хорошо! Зато ты женишься, а я бабкой буду. Ух, какой я бабкой буду…– быстро проговорила она и заплакала.

* * *

Из ресторана ушли первыми. Слышать и видеть никого не хотелось. Хотелось слышать и видеть только друг друга.

Игарка не спала. Вздыхала морем, шепталась кустами, подмигивала огоньками морского порта и частыми уличными фонарями.