Доводилось смотреть фильмы не только в зале, но также из кинобудки. Был у меня знакомый киномеханик, с которым, не помню как, познакомился. Наверное, откуда-то узнал, что моя мама – секретарь горкома по идеологии. Он меня пускал в святая святых – маленькое, душное помещение с запахом нагретого целлулоида, где кинопроекционный аппарат трещит и крутятся эти огромные бобины с кинопленкой со скоростью 24 кадра в секунду. Получалось волшебство соучастия вместе с присутствием. Мало того что видишь происходящее на экране и аппарат с тобою рядом трещит, а еще и то, что происходит со зрителями по ходу действия. Они тебя не видят, а ты их видишь. Тоже своеобразный театр. Тоже игра. Наблюдение за наблюдающим.

Киноафиши искусно рисовал цветными красками наш местный художник Саня Карандаев. Длинный и тощий, как карандаш, старшеклассник. У него и кличка была – «Карандаш». Помимо оштукатуренных стен обоих кинотеатров, цветные афиши «кисти Карандаева» бросались в глаза еще в двух местах: наверху, около продовольственного магазина номер семь, и внизу, почти у самой Волги. Седьмой магазин я видел из окон нашей квартиры. Неподалеку от входа столб, и на столбе в деревянной рамке на двух крепежах киноафиша. Не под стеклом, как газета «Правда» на центральной площади Октябрьска, где возвышался и продолжает возвышаться каменный вождь мирового пролетариата, а в первозданном своем бумажном состоянии. Шел дождь. Краски размывались и разноцветными струйками сползали вниз; и обычным карандашом кто-нибудь восстанавливал размытую информацию о том, в котором часу по октябрьскому времени начнется кино.

Саня Карандаев рисовал афиши талантливо, ловко. Гонорар – десять рублей в месяц. Это были картины с морями, горами, деревьями, людьми и животными. Саня был молодой талантливый художник-самоучка. В его задачу входило создавать настоящие цветные шедевры, содержавшие, кроме художественных образов, полную информацию крупными буквами: какой фильм, какого режиссера, кто в главных ролях, в какой стране снят. И начало сеансов. Притягивали сильнее других пять слов – «Цветной художественный фильм производства США». Почти что та же притягательность кинокартин, созданных в Италии, Франции, Англии, Испании. Были фильмы из стран соцлагеря: Польши, Венгрии, ГДР. В странах соцлагеря тоже снимали выдающееся кино: «Пепел и алмаз», «Канал», «Пятая печать»…

Были у нас и желающие старые афиши снимать, а новые вешать. Не такие громадные, как при входе в кинотеатр, а поменьше: примерно размером один метр на семьдесят сантиметров. Таких желающих было хоть отбавляй. Работали с гордым видом, достойным объектива кинокамеры. Чтобы все знали, какое новое произведение киноискусства можно посмотреть у нас за не очень большие деньги. Сменщик афиш был особенный человек. Он мог ходить бесплатно на тот фильм, рекламу которого вешал для всеобщего обозрения. Я тоже с большим удовольствием играл в эту «информационную игру». Что-то было в ней, как потом узнал, от Феллини: наш своеобразный приволжский «Амаркорд» производства «Куйбышевская область, город Октябрьск». Только в «Амаркорде» говорят по-итальянски. Фильмы Феллини у нас не шли. Ни «Ночи Кабирии», ни «Они бродили по дорогам». Я их потом посмотрел, как «Амаркорд» и другие шедевры великого режиссера, когда уже учился в Щукинском училище. По-моему, сейчас ничего подобного по уровню мастерства нет.

«Пролетая над гнездом кукушки». Не представлял, что увижу нечто подобное когда-нибудь. Фильм вышел на советские экраны в 1987 году, через двенадцать лет после того, как обошел все экраны мира и получил все кинопремии, какие только бывают. Я посмотрел его задолго до выхода на наш широкий экран. Шедевр Милоша Формана актерам показали в Минске, куда Вахтанговский театр приехал на гастроли, и для нас местное начальство организовало закрытый просмотр. Потрясло в этом фильме все, но прежде всего игра Джека Николсона. Макмёрфи, которого он играет, чтобы не оказаться в тюрьме, симулирует помешательство и оказывается в сумасшедшем доме. И ставит на уши весь этот сумасшедший дом, восстав против существующих в нем античеловеческих порядков. Как он сумел с такой силой сыграть человека, который в одиночку выступил против мощной бесчеловечной системы, за что и был направлен на лоботомию? Убежать оттуда не успел, но друг его, огромный индеец, притворявшийся глухонемым, тяжеленной мраморной колонкой выбивает окно вместе с решеткой и вырывается на свободу. Макмёрфи погиб, а другой человек спасся. Года полтора ходил под впечатлением.